Роман Ковалёв: «Однажды омичи придут и сами заберут свои скамейки»

Он отмахивается от звания «герой нашего времени» и говорит, что в Омске просто получить любой статус — просто потому что здесь мало что происходит интересного. Однако Роман Ковалёв сам создаёт интересные события для города, стараясь делать при этом максимально независимый вид. Наверное, Ковалёв, который с друзьями провёл два Городских пикника и основал проект «Горки», мог бы легко заменить пару департаментов омской мэрии по уровню своей активности.

На фестивале «ПОРА» его проект «Горки» неожиданно взял Гран-при, а пикник признали лучшей кампанией. Роман утверждает, что кража лавочек, благодаря которой омичи узнали о «Горках», здесь совершенно ни при чём.

— Мы с тобой познакомились в ту пору, когда поднималось общественное движение, в декабре 2011 года. И помню, я ещё удивился: а откуда взялось вот это новое молодое поколение людей, которым не всё равно. Ты, например, откуда такой?

— Я взялся из Уренгоя. Закончил ОмГУ по специальности «политология». Собственно, этим моя активность последующая и обуславливается. Митинги, получается, «работа» по профессии. «Работа» в кавычках, конечно. Я немного поучаствовал в работе партии «Яблоко», благодаря своему преподавателю и, хочу надеяться, другу Сергею Костареву. Вместе с ним из «Яблока» ушёл.

— Сегодня как раз завершился очередной этап в жизни Алексея Навального и в жизни страны…
— Хорошо, что условное…

— Навальный после событий 2011 года и последующих событий стал фигурой, которую безоговорочно начали воспринимать как объединяющую для всей оппозиции. На твой взгляд, почему Омск не родил такого лидера? У нас ведь тоже поднималась волна?
— С моей точки зрения, это связано с государственным устройством России: всё происходит в Москве. Ну хорошо, появился в Омске свой Навальный — какой-нибудь Игорь Айваседо — все его полюбили, сказали: «Ты хороший». И что дальше? Он стал мэром Омска? Он стал губернатором? Что он вообще может? Да ничего, только переехать в Москву или в Питер. Возможно быть интересным человеком, что-то делать в провинции, я не спорю. Но сейчас люди больше знают про депутата какого-нибудь московского округа, условного Константина Янкаускаса, чем депутата от своего округа в Омске. При таком де-факто унитарном государстве, каким является Россия, никаких реальных полномочий в провинции ты не получишь, никаких реальных достижений не добьёшься. Конечно, ты можешь писать умные книги, стать отличным блогером, проводить выставки и играть концерты, но ты не добьёшься кардинальных улучшений — того, о чём в первую очередь думаешь, когда говоришь о политике. В регионах нет абсолютно никаких полномочий. И это порождает вторую часть — людям абсолютно неинтересно следить за этими внутренними играми. Никаких героев местного значения создавать людям неинтересно. Люди, наоборот, пытаются высмеять какую-то активность, потому что есть некое «общее» и вполне объективное мнение, что Омск — это дыра, в которой чем хуже — тем лучше. Есть такой термин — «социальная зависть». Мол, ты чего, самый умный? Мы тут все в говне сидим, а ты высунуться пытаешься? Пока не изменится информационный поток, не изменится и восприятие у людей.

— Ты говоришь о каких-то глобальных изменениях: благо для всех. Но ведь вполне осуществимая концепция: отгородиться от мира забором и построить здесь, со своей стороны, свою собственную маленькую Европу.
— Это, наверное, хорошая концепция, но воплотить её нереально. Начать с того, что тебе первой же ночью этот заборчик сломают, насрут на газон и заберут оттуда все лавочки. И заканчивая тем, что тебе может просто не из чего будет строить этот забор: нужны ресурсы, силы, единомышленники. В большинстве случаев попытка построить такой забор — это попытка убежать от настоящих проблем, от называния вещей своими именами. В эту же копилку — условные попытки уйти в себя, отправиться во внутреннюю эмиграцию, сделать вид, что тебя ничего не касается. У забора есть и метафизическое значение: ты можешь выстроить вокруг себя круг людей, настроить ленту в твиттере — и заставить самого себя поверить в то, что остального мира не существует. Выдумать свой мир, где ты самый умный. Если человек перестаёт рефлексировать, перестаёт оценивать себя, в любом случае считает себя правым, его лучше обходить стороной. Когда я таким стану, наверное, попрошу меня застрелить.

— Но, согласись, что тот же самый Городской пикник — это мероприятие за забором. Это ведь тоже определённое построение своего пространства, отличного от какого-то другого? Не проще ли оттолкнуть мысли о некоем абстрактном всеобщем благоденствии и начать просто в рамках своего забора строить то, что тебе нравится, — и к тебе подтянутся единомышленники?
— Наверное, дело в целеполагании. Если у тебя цель — сделать свой мини-мир, то это то, о чём мы выше говорили. А если ты просто пытаешься на один день собрать группу людей, чтобы они увидели, что их не так мало, — это другое. Не жить в тупой мантре «Начни с себя». «Не меня город — меняй себя» — самая дебильная фраза, до которой только можно было додуматься. Менять надо город! Менять надо пространство! Если ты будешь менять себя, подстраиваться под унылое окружение, понятно, каким ты сам станешь. Это безумно самонадеянно, но мне хотелось бы считать Пикник такой «экспансией хорошего человека». Люди смотрят, что можно нормально жить, нормально отдыхать, делать какие-то штуки, заводить микробизнес, делать что-то, что в твоих силах и не требует какого-то благоволения сверху.

— То есть у Пикника была некая педагогическая цель?
— «Педагогическая» — это, наверное, громко сказано. Кто я такой вообще, чтобы учить кого-то? Нет, скорее, это было больше для собственного интереса. Это первая и главная мотивация. Когда это становится интересно ещё кому-то, от этого только круче и интереснее самому. Вначале, перед Пикником, никаких глобальных мыслей и размышлений не было, было просто ради интереса. Мы для себя придумали ответ на вопрос «Зачем вам это?» В «Титанике», помнишь, был такой момент, когда корабль тонет, любовь в центре кадра, а где-то на периферии играют музыканты оркестра? Это мы. Корабль тонет, а нам надо играть. 

---

— От выборов до Пикника прошло два месяца. Как получилось, что такой проект появился за столь короткое время?
— Чем прекрасен Омск? Здесь абсолютно ничего не происходит — полный ноль, зеро. Ты можешь назваться «гражданским журналистом», например, — и на тебя уже будут смотреть по-другому: «А-а-а, ты не ублюдок какой-то, а ты вон оно что, гражданский журналист!» Ты можешь назвать себя «политиком», можешь делать всё, что угодно, — и в Омске всегда это будет восприниматься как что-то новое. Вот появилась куча прикольных вещей: лекции читают публичные, «Печа-кучи» всякие. Такая скоротечность и быстродействие связаны с тем, что в Омске абсолютно ровное поле и можно делать всё, что угодно. Вот на этом стыке двух «ничего» — ничего нет и нет ничего, чтобы что-то появилось — наверное, и случается что-то интересное.

— Ты хочешь сказать, что любой человек может взять и сделать что-то вроде Городского пикника, на которое собралось в последний раз семь-восемь тысяч человек?
— Любой. Нужно просто учесть три вещи. Чтобы это более-менее красиво выглядело, чтобы это было изложено на доступном языке, и чтобы это не было продано. Есть у нас прекрасные проекты. Вот, например, Парад мыльных пузырей — в прошлом году его проводил Михаил Яковлев совместно со студотрядами. В этом году Фонд социальных инициатив провёл такой же парад — и всё. По-моему, если вам некий фонд что-то даёт бесплатно, он потом что-то другое у вас заберёт бесплатно. Потом какой-нибудь депутат скажет: «Смотрите, какой я молодец!»

— Давай о продажности. В любом случае есть некие группы интересов, неважно, каким образом они оформлены: в партии, в движения, в компании людей, которые собрались вместе попить кофе. Почему ты так боишься продаваться?
— Смотри, я не вкладываю в слово «продаваться» какой-то определённый негатив. Не продаться, а сдаться в аренду, отдать себя в бесплатное пользование — называй это как хочешь. В этом смысле мне гораздо проще отвечать за самого себя, потому что я знаю, кто я такой и что я никого не обману. У меня нет каких-то профессиональных амбиций в этой сфере, у меня нет политических целей. Единственное, что может произойти, когда придёт время, я скажу: «Голосуйте за Костарева!» Я могу продать душу ради дружбы или любви. Но я не могу представить, чтобы я что-то делал от чистого сердца, а потом мне предложили это продать — и я согласился. Самая важная вещь — это то, что мне, по большому счету, ничего не нужно...

— «Когда я вижу человека, которого ничего не нужно, я понимаю, что ему нужно всё». Ты чувствуешь себя активным ресурсом, скажем так? Ты осознаешь, что за тобой есть определённый бэкграунд, определённая аудитория, которая готова тебя слышать и к тебе прислушиваться?
— Я вообще никому не советую становиться чьим-то бэкграундом, слушать кого-то. Я не думаю, что меня кто-то послушает, если я что-то кому-то скажу. Тем более в Омске. Это ведь ещё одна замечательная черта города — здесь всем на всех плевать. Поставить три лавочки — это абсолютно не то, что нужно сделать, чтобы стать лидером, авторитетом. Нет, я надеюсь, что никому я не интересен.



— Вернёмся к этим многострадальным лавочкам...
— Лучше — «вернём эти лавочки»!

— Ок, «вернём». В том, что лавочки из «ГорКино» у вас украли, виновата ведь не мэрия, а сами омичи. Кто-то эти лавочки вывозил, кто-то из грузил, кто-то привёз их во двор на Левом берегу. Ты не чувствуешь в этом какого-то дикарства, неуважения к частной собственности? Это ведь очень отдаёт «совком», когда люди несли с заводов домой, например.
— Я для себя нарисовал схему этого воровства, в ней не участвуют обычные люди. В огромной степени этот дикий случай характеризует именно омскую мэрию. Что может быть хуже? Есть такие фильмы-пародии типа «Очень страшного кино» — это же готовый сюжет для пародия на «Одиннадцать друзей Оушена» с их ограблением века. Знаешь, бывает у нас так, когда человек ворует вагонами, сложными схемами — и его уважают, бабушки в подъездах говорят: «Вот, молодец человек, всё в дом, всё в семью». Но здесь-то что?! Лавочки из паллет — это же не скамьи из массива красного дерева, которые по сто тысяч стоят, это не голоса украсть ради того, чтобы прийти к власти. В голове не укладывается: либо это правда такой идиотизм, либо это демонстрация — если напустить конспирологии. Нам действительно миллион раз все чиновники говорили: «У вас эти лавочки украдут!» Хотели показать нам: «У нас город очень сложный и криминальный. Думаете, мы, чиновники, сидим зарплату получаем просто так? Ничего подобного! У нас ужасный город! А так — мы все радеем за культуру и за лавочки в скверах. Но ведь портят всё омичи, сволочи такие!» В итоге они забрали наши лавочки, но что говорить, если спросят, не договорились. И правда в итоге вскрылась: лавочки, которые делали для своего проекта мы, без всякого разрешения забрал из Воскресенского сквера департамент городского хозяйства омской мэрии. А вообще вся эта история с «ГорКино» принесла нам больше удовлетворения, чем Пикник. Мы не ожидали, что придут взрослые люди, профессора университетов и будут строгать, пилить, сверлить шуроповёртами, делать эти лавочки из паллет, чтобы потом на них люди сидели. В это мероприятие я верил гораздо меньше, чем в Пикник. А то, что украли у нас лавочки, — это даже прекрасно, с точки зрения пиара если рассуждать. Ну правда, кто бы про наше «ГорКино» в Омске вспомнил, а так — вот,  говорят уже второй месяц.

— Во время презентации «ГорКино» на «ПОРЕ» ты рассказывал про эту историю про лавочки?
— А мы не делали презентацию наших проектов на «ПОРЕ». Это не принципиальная позиция, а просто все были заняты: кто в Москве, кто беременен, кто на работе. Мы отправили сначала заявку Пикника на фестиваль. Я смотрел, какие проекты заявляются в нашу номинацию и подумал, что Пикник победит в первом тайме с полным выносом соперников. Правда, в последние дни появилось много интересных проектов, и всё стало не так очевидно. А «Горки» мы заявили в последний день: думал, ну ещё и второе место возьмём. А оказалось совсем наоборот: «Горки» взяли Гран-при фестиваля.

---

— Члены жюри как-то объяснили своё решение?
— С нами никто и не связывался специально, я был на работе, когда проходило вручение призов. Виктор Иссерс нас поздравил, но официального торжественного вручения приза не было. Статуэтки «крикуна» у нас нет до сих пор.

— Ты из Уренгоя приехал, оцениваешь себя в Омске как «понаехавшего»?
— Наверное, до этой зимы я себя никак не связывал себя с Омском. Наоборот, была некая отстранённость. Но вот я сейчас ездил в Пермь, потом в Краснодар, в Сочи и, возвращаясь сюда, в Омск, понял, что всё тут не так плохо. Мне приятно возвращаться в Омск: прекрасные люди, безопасно. Конечно, замечаешь, что в Омске грязно, что дороги ужасные, но, наверное, я уже идентифицирую себя как местного жителя. Это комплекс факторов: вот, например, только недавно, как бы стыдно ни было признавать это, я добрался до творчества Егора Летова — это же квинтэссенция Омска, если есть что-то омское, кроме сыра, то это Егор Летов. Вообще, молодые люди не воспринимают Омск как свой дом. Мы тут все временные жители: до 30 лет хотим свалить из Омска и ненавидим его поэтому, а после 30 ненавидим, потому что свалить не получилось. И делать уже не хочется: у тебя семья, дети, ты должен зарабатывать, а не мечтать. Поэтому не остаётся прослойки омичей, которые считают Омск своим домом.

— А насколько вообще реально что-то поменять в этой ситуации? 
— Когда-нибудь омичи, условно говоря, придут и заберут свои лавочки сами. Но пока непонятно когда. Если говорить об этой волне, которая началась в 2011 году и благодаря которой мы все самоидентифицировались, то я на сто процентов уверен, что те люди, которые делали эту волну, не смогут ничего поменять в итоге. Эти романтичные юноши и девушки, которые за честность, толерантность и европейские ценности, не придут к власти, не станут гегемоном.

— Если что-то случится, то победит условное Бирюлёво?
— Да. И это не худшие люди, я вполне понимаю их. Мне не страшно от того, что романтики не победят. Побеждают не те, кто хотят всеобщего счастья, здоровья и готовы подставлять свои вторые щёки на радость окружающим. «Котики», урбанисты и хипстеры — весь этот условный «штаб Навального» — не победит. Те люди, которые подстраиваются под кого-то, не могут побеждать. 



—- А ты не думаешь, что попытка условных хипстеров прибиться к условному Навальному, условному Капкову — это попытка спастись, потому что, если следовать Стругацким, то после «серых» приходят «чёрные». И если при «серых» для хипстеров был свой загончик, свой Парк Горького, то при «чёрных» для них места уже не будет?
— Если говорить о классовом выживании, как не слиться в один Уралвагонзавод, то мне кажется, что никогда уже не будет какого-то Советского Союза или Северной Кореи, уже не загонят людей в один лагерь. Мне как-то в Москве удалось пообщаться с Григорием Явлинским, я его спросил: «У нас авторитарный строй, внутренне это все признают. Почему нельзя выйти официально и сказать: "Ок, в России диктатура, ничего плохого в этом нет"?» И Явлинский объяснил, возможно, очевидную вещь: демократия победила как мировой тренд на уровне языка, по-другому люди больше не мыслят. Если правитель — то президент, если власть — то с тремя ветвями, если суд — то честный. Всё, нет больше других категорий. Изживающим себя тоталитарным режимам приходится извиваться и называть себя демократическими просто для того, чтобы их признавали соседи. У «нашистов» и у хипстеров идеалы одни и те же, по большому счёту. Это процесс объективный, который не зависит уже ни от нас, ни от Кремля, ни от политтехнологов. Уже прошло время генсеков и царей. Путин уйдет — никто не заплачет.

— Это не лицемерие? Когда сегодня он боготворит Путина на словах, а завтра не заплачет — когда он уйдёт?
— Это нормальный процесс. Время авторитетов прошло: сегодня ты можешь сделать что-то хорошее и тебе пожмут руку, а завтра назовут козлом за то, что ты не дал прикурить на улице. Двораковского, говорят, все любили в «Мостовике», но как мэр он, очевидно, некомпетентен. Доказывай каждый день, каждый год, что тебя есть за что уважать, кроме старых заслуг. Спас страну? Молодец, красавчик, свободен. Наше время не рождает продолжительных супергероев. Пока Навальный или Бэтмен подходит обществу, которое он обслуживает, он востребован. Потом — до свидания.

— Возвращаясь к абсолютно конкретным, не метафизическим лавочкам. Где они сейчас?
— После того как их украли у нас из Воскресенского сквера, они нашлись в одном из дворов на Левом берегу. А когда на «Рен-ТВ» показали репортаж про них, лавочки исчезли и оттуда. Я грешным делом подумал: может, вернут? Но вчера сходил посмотрел в сквер -— нету. Зря они, конечно, забрали.

Самое актуальное в рубрике: Город

Больше интересного в жанре: Новости