Георгий Кичигин: «В Омске меньше лицемерия, чем за границей»

Художника Георгия Кичигина за аллегоричность его образов называют омским сюрреалистом. Но точнее всего этого мастера можно охарактеризовать как философа от живописи. Кичигин рассказал «Классу», что вдохновило его еще в детстве взяться за кисть и почему акула в формалине это не искусство.

Когда впервые встречаешься с Георгием Кичигиным, сложно поверить, что этот человек пишет такие странные и подчас апокалиптические картины. Георгий Петрович приветлив, спокоен и как-то по-кошачьи нетороплив и вальяжен. Он далек от того «классического» образа экзальтированного художника, который пишет урывками и ждет вдохновения. В Кичигине при всей его неторопливости чувствуется основательность, методичность и недюжинное упрямство. А как иначе можно было создать такое огромное количество картин, где не только живет мысль, но и прописана каждая деталь? А еще Кичигин не кичится. Ни в творчестве, ни в жизни. Не хочет казаться лучше, не пускает пыль в глаза. Он похож на человека, который наблюдает за жизнью, как за неким театральным представлением. Иногда на его лице появляется добрая, слегка ироничная улыбка…

— Знакомству с миром искусства я обязан своей маме, именно она отвела меня в детстве в изокружок Дворца пионеров. Это было очень солидное и красивое заведение. Поскольку мы жили в частном доме, было необычно попасть сразу в такие хоромы. Помню, один из наших преподавателей баловался масляными красками, и я сразу «прилип» к этому свежему, как сено, запаху льняного масла. В живописи меня привлекло это чудо появления предмета на холсте, ловкость мастерства других художников. Постепенно я втянулся, и рисование для меня стало гораздо интереснее, чем улица и общеобразовательная школа, хотя учился я всегда хорошо. 



— Так что после окончания школы у вас не вставало вопроса, куда поступать?
—Да, я решил пойти на отделение монументальной живописи. Хотелось сразу залезть на стенку. Попробовал поступить в Москву и Петербург, но не прошел по конкурсу. Тогда «монументалка» была очень популярна, конкурс там был огромный — до 112 человек на место. Мне предлагали другие факультеты, куда я проходил по баллам, но я был упертый и хотел только на монументальное отделение. Тогда я вернулся в Омск и поступил на худграф ОмГПУ. По окончании попал по распределению на завод имени Баранова, где какое-то время работал оформителем. Потом трудился старшим методистом по наглядной агитации области, постепенно дорос до члена Союза художников. На тот момент Союз для меня стал таким местом, ради которого отдавались все силы, остальное уходило в сфумато. Дальше все пошло своим чередом: работа в мастерской, участие в выставках, творческие поездки…

— Георгий Петрович, у вас, судя по количеству работ, большая работоспособность. Много ли времени проводите в мастерской?
— Мне кажется, что работоспособность у меня средняя, и я сильно не напрягаюсь. Вообще, бывать в мастерской мне всегда приятно, иногда я могу работать здесь по 13-14 часов. Спокойно задерживаюсь до полуночи. Конечно, как и всякий человек, иной раз ленюсь, но все равно работаю, потому что без мастерской я никто. Если у меня нет моего творчества, значит, и меня нет.

— Если есть возможность передохнуть, как ей воспользуетесь?
— Я пробовал отдыхать две недели, это просто кошмар. Я понимаю еще — поездка на творческие дачи — там работаешь еще больше. На мой взгляд, отдых и перезагрузка должны происходить в каком-то темпе. А когда ты, как лягушка, повис в теплом молоке, масла не взобьешь никакого. Когда нет никаких поездок, бывает, читаю урывками или посмотрю какой-нибудь фильм, чтобы немного отвлечься. Но надолго не даю себе расслабиться. «Директор» сидит внутри меня, и договориться с ним трудно.

— Поэтому у вас получается писать такие тщательно проработанные картины?
— На самом деле, когда ты создаешь работу, в которой прописаны все детали, халяву себе позволить нельзя. Нужно настолько основательно вычищать весь организм картины, давать очень четкую характеристику всему. Тем более, манера письма каждого художника должна сочетаться с тем, что он делает. А я создаю «тихий ужас» (Смеется.).

— Бывает, что устаете от реализма и детализации и хочется «намазать» что-нибудь абстрактное?
— Случается и такое, но я очень быстро остываю к этому, потому что это не мой путь. Все это выглядит так, как будто ты съездил в чужую страну. А потом все равно возвращаешься домой, но уже с приобретением чего-то нового.



— Когда я смотрела ваши картины на выставке, то слышала, как люди, рассматривающие их, говорили: «Здорово нарисовано, прямо как фотография». Вас не смущает, что вы вкладываете в каждую из своих работ столько смысла, а люди видят только внешнюю оболочку?
— Напротив, меня это даже умиляет. Значит, человек, по крайней мере, знает, что такое фотография (Смеется.). Я не люблю, когда в картинах все идеи находятся на поверхности — все должно быть сложнее и многослойнее. Мне хочется, чтобы у каждого человека, смотрящего на работу художника, было свое впечатление, свое мнение.

— Когда рисуете что-то на заказ для продажи, тоже вкладываете в работы какой-то смысл?
— У меня были попытки писать что-то без мысли, что-то декоративное, но люди смотрят на такую картину и говорят: «Это не Кичигин». Нарисовать обычную, «милую» картинку, где проработаны все детали — это довольно просто. Но когда делаешь такую, покупатели говорят, что лучше возьмут работу с идеей. Это приятно, но иногда раздражает: не дают расслабиться.

— А портреты на заказ пишете?
— Я пробовал писать портреты, используя фотоматериал. Но это настолько сложно, потому что фотография — это лишь мгновение, а человек — это всегда череда мгновений. Гораздо легче писать с натуры, но у людей, как правило, не хватает времени, чтобы позировать. Поэтому в основном я пишу своих близких, которых наблюдаю всегда.

— Я знаю, что помимо творческой работы вы занимаетесь преподаванием. Судя по вашим наблюдениям, много ли сейчас по-настоящему талантливых студентов?
— За всю свою историю педагогического труда я не чувствовал, что падает процент талантливых людей. Но тех ребят, которые сейчас учатся на худграфе, целесообразнее назвать не студентами, а студентками. Потому что парней сюда теперь поступает катастрофически мало. Если в одной группе хотя бы один студент, то это уже хорошо. Когда я учился, у нас в группе было 70% парней.



— Почему сейчас на худграф в основном поступают девушки?
— Перспектив у выпускников худграфа не так много. Доучиваются до конца те, кто что-то для себя понял. Сейчас человеку, получившему художественное образование, одновременно и трудно, и легко. С одной стороны, развиваются коммуникации и становится гораздо проще демонстрировать свои работы, общаться с другими художниками. С другой — возникают проблемы в социальной сфере. Студенты выходят из вуза и не знают, куда им идти. Хуже всего то, что сейчас перед глазами много примеров «художников», которые неизвестно откуда появились, но как-то сразу поднялись по карьерной лестнице. Молодые люди смотрят на все это и теряются, потому что тоже хотят всего и сразу. Раньше таких примеров не было, все были в равных условиях. Поэтому иной раз жалею это поколение.

— Тем не менее сейчас огромное количество людей, увлеченных рисованием. Достаточно зайти в интернет и окунуться в эту бездну картин.
— Да, в наше время родился целый отряд «компьютерных художников». Проблема в том, что в небольшом слайде на мониторе многие их работы смотрятся неплохо, а растяни их до нормального размера, то сразу видишь все недочеты. Все это искусственное, вторичное. Иной раз я тоже захожу в интернет и просматриваю галерейки. Есть работы по-настоящему фантастические, поражаешься свободе и смелости автора. Но чем больше там смотришь картин, тем больше замечаешь, что многие художники повторяют друг друга, кто-то просто работает на салон, копируя других мастеров. И вся эта «короста» постоянно растет. Такая нечестность, недосказанность начинает дико раздражать. Поэтому лучше не смотреть или делать это как можно реже.



— Многие омские художники ведут активную деятельность в интернете и соцсетях: выкладывают свои работы, переписываются, налаживают коммуникации, пиарятся… Вас это не привлекает?
— В соцсетях дольше получаса просидеть просто не могу, меня начинает клонить в сон. Создается такое впечатление, что из тебя высасывают энергию, ты теряешь свою самость. Может быть, кому-то это, наоборот, нравится, но я предпочитаю смотреть живые работы художников и общаться лично, в крайнем случае — по телефону. Скайп тоже не люблю, использую его только для того, чтобы пообщаться с родственниками, которые живут в других городах.

— Сейчас появилось очень много художников, которые делают упор не на качество работ, а на эпатаж. Например, знаменитая акула в формалине самого богатого художника в мире Дэмиана Херста. Как вы считаете, это искусство?
— Я не считаю это искусством. Искусство — это удел тех людей, которые упираются и могут положить на это дело всю свою жизнь. Если человек начинает еще во время учебы задавать себе вопрос, сколько он будет получать денег за свои работы, то это сухая ветвь.

— Но ведь и во все времена были художники, которые ставили деньги в приоритет. Вспомнить того же Сальвадора Дали, который получил прозвище Avida Dollars, то есть «любящий доллары»…
— У Дали есть хорошие картины, например, его портреты Галы, а есть работы, поставленные на поток: за него кто-то что-то рисовал, а он только ставил подпись. То же самое можно сказать про Энди Уорхола. Художник он был совершенно безрукий и никудышный, правда, вкус у него имелся. На живописи делали деньги и в старые времена, например, этим занимался Рубенс. Всю работу за него проделывали ученики, а он сам мог написать только лицо у центральной фигуры или еще какую-нибудь деталь, а потом подписывал своим именем оконченную картину. Так что коммерциализация искусства существовала всегда, но тогда не было такого огромного потока создаваемых картин, как сейчас. Теперь художник успевает за одну неделю сделать то, над чем старые мастера могли трудиться год.



— Вам нравится Омск? Часто слышу от художников про желание отсюда уехать.
— Одно время я работал в Москве, но она меня сразу утомила. Вроде бы душой я ее полюбил, а физически там находиться не смог. Слишком много было знакомых, и работать, когда все суются под руку, мне тяжело. Тем более тематика моих работ пошла из Омска, а чтобы писать Москву, нужно там родиться. То же самое и с заграницей. В Омске меньше лицемерия, чем там. Здесь у нас настоящая жизнь.

Больше интересного в жанре: Интервью