Алишер Хамидходжаев, кинооператор: «В наше время надо бы оценивать уровень свободы, а не следование канонам»
О цвете кино, любви к актерам и необходимости экспериментов — в нашем интервью.
Лауреат престижных мировых кинофестивалей, лучший кинооператор, как неоднократно нарекала его Гильдия российских кинокритиков, — все это Алишер Хамидходжаев.
Множество зрителей увидели мир его глазами, просматривая такие фильмы, как «Бумажный солдат» (2008, приз «Золотая Озелла»), «4» (2004, приз за операторскую работу Трансильванского МКФ), «Девять. Семь. Семь» (2006, участие в «Особом взгляде» Каннского кинофестиваля), «Все умрут, а я останусь» (2008, участие в Неделе критики Каннского кинофестиваля), «Сказка про темноту» (2009, премия «Белый слон»), «Петя по дороге в Царствие Небесное» (2009), «Другое небо» (2010), «Жить» (2011, премия «Белый слон», приз ОРКФ «Кинотавр»), «Антон тут рядом» (2012), «Звезда» (2014), «Братья Ч» (2014), «Огни большой деревни» (2016) и другие.
Скромный, светлый, умный — человек, знакомство с которым безмерно радует, в текущем году вошел в жюри конкурса «Движение. Вперед». Интервью с Алишером началось с его слов «Вот Алексей Попогребский сидит. С ним надо было беседовать. А что я?».
Уникальный мастер плана и цвета рассказал «Классу» о воздухе в кадре, главной награде оператора и работе с женщинами.
Я как-то слышала вас в эфире Барнаульского радио, если не ошибаюсь...
— Да, это «Сибирская медиагруппа». Я думал никто не услышит, думал, это для Барнаула, а потом мне все в Москве стали говорить об эфире. И мне стало так неловко. Я стеснительный...
А как вас занесло-то в Барнаул?
— Да у меня супруга оттуда, и мы переехали. В Москве жить — бессмыслица какая-то. Сейчас уже мир поменялся. Можно работать в столице, а дом иметь в другом месте.
Теперь вы снова в пути. Омск. Думаю, успели посмотреть множество конкурсных работ?
— Да. Очень интересная короткометражная программа представлена. Прям очень.
По каким критериям выделяете для себя фаворита, если говорить об операторской работе?
— Я думаю, в наше время надо бы оценивать уровень свободы, а не следование каким-то канонам. Хотя это, безусловно, должно быть в голове у каждого. А зритель, несмотря на специфику собственной работы, должен оценивать всю картину. А если фильм хороший, то все молодцы: и оператор, и художник.
История про уровень свободы в кадре — это отсылка к шестидесятым?
— Мне кажется, что к семидесятым даже. Потому что в семидесятых происходит уже осмысление. Очень много проблем поднято именно тогда. И это очень здорово.
Вы как-то говорили, что работаете с пленкой до сих пор, а вот с цифрой как-то не срослось.
— Нет, нет! Я просто думаю, что там, на пленке, мир цвета другой. И даже какой-то воздух другой. В цифровых технологиях очень нужно цвет выбирать, чтобы это не был голый текст. Знаете ведь, есть и такие картины. В итоге все это берут, экранизируют и успокаиваются на этом. Я думаю, что это не совсем верно. Нужно искать форму для драматургии в картинах.
Я так понимаю, что и в указанном случае все же работает команда: сценарист, режиссер, оператор. Вы в беседе?
— Думаю, что да. Тут еще какая штука: в сценарии есть ритм, и очень важно то, как его почувствует актер, оператор и режиссер. И художник. Если бы все получалось в одном ритме, то картина была бы совершенным искусством. Надо признать, что это не всегда выходит, но все стараются сделать что-то хорошее.
Длинные планы — это модно? Лично я не могу их до конца принять. Откровенно говоря, меня подташнивает...
— Не то чтобы модно… Это заставляет зрителя быть здесь и сейчас. А здесь и сейчас — это эффект присутствия. Доверие возникает. Это очень сложная штука. Она требует технологичной работы, должен быть взрыв, должен быть ритм. Если же кадр на одной волне или одной ноте — это будет скучновато.
Я сейчас такой, оценочный вопрос задам. Вы были на фильме открытия («Отличница», 12+, реж. Оксана Карас, Россия, 2017, 140 мин. — Прим. ред.)? Как вам постановка планов? Там есть и длинные.
— Может быть, но заложником одного приема быть не стоит. В производстве картины ничто не должно останавливать, вообще. Потому что если ты можешь выбрать другое решение — выбирай, если оно подходит к сцене. Нужно более свободно к этому подходить. Сейчас кино вообще стало приобретать чудесные формы. Может, это больше относится к азиатскому, кстати.
Вы пересматриваете свои работы?
— Нет, стесняюсь.
Я это к тому, что на «Движении» показывали фильм «Петербург. Только по любви».
— На показ я не успел из-за отсутствия времени. Но эту картину смотрю с удовольствием, там такие искренние высказывания женщин-режиссеров. Это так здорово. Ведь самое главное —искренность. Это то, что спасет кино. Думаю, что к своей работе каждый должен относиться искренне, и тогда дело будет жить всегда. Это правда.
Вы, в общем, не из тех людей, которые боятся, что женщины все заполонят.
— В этой же картине я работал, например, с Оксаной Бычковой и с Анной Пармас. Они такие выдумщицы, знаете. Оксана говорит: «Нет, объектив только 50 — и все». Я был крайне удивлен. Но когда мы обсуждали этот факт позже, я честно сказал: «Объектив 50, как прекрасно! Я попробовал твой метод, и он мне показался интересным». Потому что всегда надо прислушиваться и учиться, а не упираться в мысль о том, что ты уже все умеешь.
А если говорить не о женщинах, которые находятся за кадром, а о женщинах, которые находятся в кадре...
— Когда дают приз за лучшую женскую роль — это и есть приз за операторскую работу. (Смеется.) Может, это звучит обидно для актрисы. Но это значит, что ты нашел алгоритм для съемки портрета.
А вы любите портреты?
— Очень важно человека любить в кадре. Он должен быть окутан любовью, или он будет плохо смотреться. Это нехорошо.
Вы, кстати, ведь с документалистики начинали?
— Ну да, исследование человека — важный принцип. Это оттуда идет, большая школа.
Вы и рекомендовали бы, я так понимаю, начинать работу в игровом кино с документальных съемок?
— Да, потому что в документалистике нужно мгновенно принимать решения, а потом мгновенно ставить композицию. Обычно, знаете, это в кино все долго происходит, а этот опыт дает возможность делать все на вжух. Определять, что главное. А это очень ценная вещь.
А нельзя ли какую-то градацию провести? Из категории «сложнее — легче».
— В неигровом работать сложнее, это правда. Потому что все время имеешь дело с живой тканью. Важно быть там органичным, иначе это будет холодно.
А вот объясните мне, вы говорили: «Я бы хотел работать на грани игрового/неигрового кино». Вроде как, у нас есть две понятых категории...
— Да-да. А здесь я говорю о степени доверия зрителя. В документалистике само построение пластическое, характер более раскрепощенный, что ли. Хочется, чтобы зритель доверял и игровому кино.
Какого цвета ваше кино сегодня?
— Не знаю. Были эксперименты. Сейчас этим занимаются и начинающие операторы. Как это, думаю, интересно. Конечно, лучше экспериментировать с цветом, нежели его не замечать.
Сейчас операторы совсем-совсем начинающие, по крайней мере региональные, используют холодные тона, синие. Эта тенденция только начинается или уже уходит в прошлое в столицах?
— Такое было. Считается, что европейский арт-хаус должен быть холодный. Мне же кажется, что он какой-то разный.
Кстати, я недавно делал фильм с Борисом Хлебниковым. Так вот, я не стал делать его холодным. Потому что так полюбил персонажей в исполнении наших артистов, например Александры Яценко. И я решил, что они должны быть теплыми. И думаю, что это выбор каждого. Как хочешь. Ведь это твое высказывание. Нельзя быть в плену у штампов и иллюзий. Это главное. И фестиваль «Движение» к этому призывает.
А вы часто находитесь по эту сторону экрана в качестве судьи?
— Бывает. Но это как-то неудобно все-таки. Лучше делать что-то, чем сидеть в жюри и рассуждать. В конце концов, надо иметь силу духа, чтобы взять и снять.
Самое актуальное в рубрике: ВДвижении
Больше интересного в жанре: Интервью
Просмотры: 5306
Самое читаемое
Комментарии пользователей (всего 1):