Леонид Полежаев: «Я не могу жить мотивами людей, у которых на уме пиво и колбаса»

Леонид Константинович, вы вновь в своей стихии. Восстановление собора — и вновь споры, сопротивление части омичей этой идее, нехватка финансов… Как планируете решать эти проблемы?

— Самое важное в этом деле — достучаться до людей. Омичи не должны считать восстановление храма казенным делом. Мол, это проблема власти: она разрушила, она же пусть и восстанавливает. Да, разрушила власть, а возрождают люди, неравнодушные к своей истории. Поучаствовать в этом проекте — честь для каждого омича.

Дело это недешевое. Тех средств, которые определены федеральным минкультом и региональным правительством, хватит лишь на половину. Поэтому хотелось бы, чтобы мой голос услышали. В Омске немало богатых людей, глав крупных предприятий. Я уже отправил около 10 обращений.

Какая реакция?

— Разная. Есть и те, кто, извините, лицо воротит, мол, это не наше дело, мы вообще в Москве живем... Сейчас многие живут в Москве, в офшорах, в Омске только деньги зарабатывают. Но что важнее — есть другие, готовые помогать, делать скидки на стройматериалы, давать рассрочку, безвозмездно оказывать услуги. Валерий Кокорин безвозмездно сделает всю верхнюю часть собора — купола, кресты, кровлю. Это очень большая и ответственная работа. Михаил Сутягинский передал весь объем кирпича. Ведь в Омской области производятся все материалы, необходимые для работ. Но важно, чтобы спонсоры участвовали в проекте по доброй воле, а не по принуждению. Воссоздание собора дело всех — учителей, врачей, студентов, предпринимателей, воров... Всех, кто живет в городе.

Даже если человек неверующий?

— У каждого могут быть свои мотивы. Для кого-то библейское «да воздастся каждому по делам», для других важен культурологический аспект. Понимаете, нет в России другого места, которое можно было бы так органично связать с памятью Достоевского. Он не любил Петербург, много жил за границей — слишком хорошо знал Россию. Здесь в Омске — тигель, в котором плавился его философский гений, его драматическая судьба. Задумывая поставить памятник Достоевскому, я неслучайно нашел ему место здесь, около разрушенного храма, где и происходило его духовное перерождение. И когда вырастет собор, это будет завершенный ансамбль. Да, очень стесненный. Там нет воздуха. С одной стороны — архив ФСБ, с другой — дом бывших партийных чиновников, с третьей — остатки каторги...

Символично…

— Очень! Сейчас ведь этого не снесешь. А во времена Достоевского здесь было пространство. Он писал в книге, как смотрел на Иртыш, пойму и пустынный левый берег, где были лишь силуэты верблюдов и проезжающих кочевых народов. Поэтому нужно возвращать городу один из его исторических памятников. Всех не восстановишь. Многое взорвали...

Прекрасный собор стоял на месте памятника Карбышеву, был храм на привокзальной площади. Но разрушили его, построили здание, в подвале которого разместилась тюрьма НКВД. Там мой отец сидел в 1938 году.

Приглашая омичей принять посильное участие в воссоздании одного из самых значительных памятников городской истории, я имею в виду не только меркантильный интерес. Я хочу, чтобы как можно больше горожан прикоснулось к воссозданию собственной культуры и истории. Внуки, правнуки и так далее не будут помнить, кем были и чем занимались их предки. Но имя человека, причастного к восстановлению собора, сохранится в семейных хрониках, как и в истории этого храма.

Мы не знаем, кем были люди, создававшие все омские исторические архитектурные ценности, но мы благодарны им за оставленное наследие, которое пытаемся воссоздать.

Каким же в итоге будет это сооружение — культовым или культурологическим? Храмом или музеем?

— Да какое это имеет значение? Это будет Воскресенский собор. Вот, Успенский собор разве не музей? Я знаю, что эта интрига будоражит многие умы. Митрополит от меня домогается ответа — храм или музей? Со всей серьезностью говорю — этот вопрос на сегодня совершенно не актуален. То, что написано в документах , это своего рода легенда, ведь культовые учреждения нельзя строить за счет бюджета. Правильно, не нужно нарываться и подставлять людей, которые этим занимаются. Но в этом нет греха или лукавства... Любая церковь — церковь и есть.

Когда спорить больше не о чем, начинают эту тему «обсасывать». Археологи вдруг заговорили о проведении археологических изысканий… А почему они об этом вспомнили только сегодня, а не пять лет назад, когда был вскрыт фундамент? Изыскивайте, привлекайте волонтеров. Но нет! Археологам нужно прикоснуться к бюджету, вот, они и кричат на весь город, привлекая внимание СМИ. Ясно, что искать там нечего. Это же не Мамаево побоище.

Другое популярное возражение против восстановления собора — аховая инфраструктура в городе. Если нет дороги к храму, нужен ли храм?

— А Омск богато жил, когда этот храм закладывался? Дороги были тогда? Храм — это предмет духовной идеологии народа, без которого мы не нация, а толпа. Наши предки понимали, что без подобных сооружений эта территория никогда не станет городом — так и останется каторгой. Сюда, в Сибирь, стекались люди многих национальностей, и Воскресенский собор был духовным ядром православной части населения. Другой объединяющей идеи у них не было. И вновь я слышу: «А давайте направим деньги на что-то другое». Мы и так в быдло превращаемся... Хотим еще больше деградировать? Хотим потерять свою корневую систему, обезжизнив ее. Этого хотят омичи? Я же не могу руководствоваться мотивами человека, у которого на уме только баба, пиво и колбаса. Кому-то этого достаточно. А кому-то нужен Алябьев, Врубель, Анненский, Мартынов, Концертный зал, храм… Когда я ставил памятник Жукову, многие ветераны тоже плевались, мол, лучше бы мне деньгами дали, зачем нужен памятник, я тоже воевал, а мне памятник не ставят…. Ну что тут скажешь? Разная роль была у людей на этой войне. Также и общественные институты разную роль сыграли в истории этого народа.

Жители улицы Спартаковской жалуются, дескать, колокола будут звонить — мешать покою... Как с этим мнением спорить?

— А надо им сказать, что со звоном благость приходит в душу каждого.

Нельзя в одном отдельном регионе победить совковое мировоззрение, как нельзя в одной комнате борделя установить нравственность.

Для этого надо быть верующим.

— Может, поэтому и Успенский собор никогда не звонит, что он кому-то мешает. Так, лишь тренькает… А вы слышали настоящий голос Успенского собора? Когда участвуют все колокола… Я слышал один раз — на открытии храма. А потом, видимо, попов попросили не звенеть, не мешать мыслительному процессу органов, работающих по соседству. Так и жители Спартаковской. Мне известно, что за люди там живут, впрочем, как и во всем Центральном округе, — носители советской идеологии. Я неприятные вещи вам говорю?

А я из Октябрьского округа…

(Улыбается.)

Никто не поспорит, работу по восстановлению храмов вы вели последовательно. Почему не удалось переломить общественное мнение более чем за 20 лет?

— Вы хотите за жизнь одного поколения это сделать? Так не бывает. Если сегодня с визгом и восторгом народ возвращается в совок, как это можно переломить? Нынешнее поколение не хочет считаться с горьким опытом своих дедов. Нельзя в одном отдельном регионе победить такое мировоззрение, как нельзя в одной комнате борделя установить нравственность.

Вы сами человек крещенный?

— Конечно. В детстве мать меня крестила в церкви в Ленинском районе. Крестила тайно. Отцу призналась позже. Он был коммунистом, и если бы узнал об этом, наверное, сильно осложнил бы ей жизнь. Человек был крутой.

Крещенный, а верующий ли?

— Я едва ли могу отнести себя к ортодоксальным верующим. У меня не было возможности находится в кругу истинно верующих людей, чтобы я мог многое у них перенимать. Моя вера идет не из глубины души, а из головы, понимающей, что такое духовное начало для каждого человека.

Если бы сейчас «Мостовик» был в строю, легче было бы реализовывать этот проект?

— Конечно. Мы замышляли этот собор с Шишовым. Я никакого другого подрядчика не имел в виду. Хотели использовать ту же схему, как и при восстановлении Успенского собора. Проект начал делать и финансировать Шишов. И мы бы его обязательно построили...

А почему не удалось это сделать в 2011 году?

— Не стали его строить по простой причине: мэрия Омска выступила с инициативой самостоятельно восстановить собор как часть комплекса Омской крепости. Я подумал — ну и ради Бога. Раз сами просят... В те годы порт-фель заказов правительства был большой. Мы строили метро, вели подготовительные работы по аэропорту, гидроузлу… Почему бы и городу что-то не построить? Они хоть что-нибудь здесь сделали, кроме конторы своей и футбольного ангара? В областном бюджете было уже заложено около 350 млн рублей, но я эти деньги развернул и к концу 2011 года ввел в эксплуатацию Дворец художественной гимнастики.

Какие прогнозы по окончании строительства?

— Ко дню юбилея мы его не успеем сделать. Важно хотя бы «коробку» собрать. Собор не такой простой, как кажется. У него не типовые решения, а эксклюзивные. Тут стандартные материалы не применишь. И строителей учить нужно. Фирма, которая выиграла тендер, прежде строительством подобных сооружений не занималась. Мы сейчас активно с ними работаем. На следующий год, думаю, реально ввести его в эксплуатацию. А может, и к концу года… Смотря, как отзовутся омичи на мой призыв. Если не будут как сейчас — лицо кривить, то сделаем быстрее.

Вы не раз критиковали омичей за незнание и нежелание приобщаться к истории региона. Неужели сами с детства обо всем этом знаете?

— Нет, о том, что здесь существовал Свято-Ильинский храм, узнал лишь в студенческие годы, а про Успенский собор — лишь по возвращении из Казахстана. В 90-е годы, еще при мэре Рощупкине, я начал ему говорить, мол, надо бы восстановить этот собор, раз он тут был. Отыскал в архивах фотографии… Он как-то в ответ ежился-ежился, а потом — бац, и сделал на этом месте бассейн. И оленя туда поставил.

А я хотел Успенский собор восстановить к 2000-летию со дня рождения Христа. Но ушел на Левый берег и там поставил Христорождественский собор. Но, как вы понимаете, и идею восстановления Успенского собора не оставил.

Поймите, Омску отомстили за его «белое» прошлое. Снесли все, что можно было снести. И город потерял свое лицо. Что украшало Омск в советские годы? Концертный зал. Лучшего, наверное, не могли создать. Еще Музыкальный театр. Может, он должен был стать городской доминантой... Но не получилось. Он стоит в стороне, и архитектурная функция у него, как у спортивного сооружения. Трамплин он и есть трамплин.

Омичи любят рассказывать сказки, как любят свой город. Не любят омичи его. Я в этом убедился на многих примерах. В любое время, даже в самое тяжелое, можно было что-то создавать. Кто мешал? Как можно было оставить деревню в центре Омска — все эти Амурские, Северные, трущобы в Старом Кировске — и начать строить сначала городок Нефтяников, а затем другой город на Левом берегу? И тем самым разорвать это целостное городское пространство. Раскатали блин по всему Прииртышью, тем самым растянули безмерно всю инфраструктуру, дороги, электроснабжение, канализование. Все сегодняшние беды города исходят из

70-х годов прошлого века. Никто не хотел заглянуть хотя бы на 50 лет вперед и представить себе, а сколько будет стоить омичам содержание этого города. Теперь это знает каждый омич, заглядывая в свой кошелек.

И многие еще хвалят себя, называя свое время героическим. Вы создали город для заводов, а не для людей. Давайте попробуем вместе хотя бы воссоздать храм.

Текст опубликован в газете «Деловой Омск» № 11 (114) 22 марта

Самое актуальное в рубрике: Воскресенский собор

Больше интересного в жанре: Интервью