Алексей Венедиктов: «Моя принципиальная позиция — если мы накосячили, я выхожу в эфир и говорю: «Извините»

Этот материал сложился из нескольких встреч. Сначала — разговор в рамках PR-утра, где Алексей Алексеевич выступал в качестве основного спикера, далее — встреча в более узком кругу с журналистами и общественниками и напоследок — эксклюзивное интервью в баре Питер@Pan.

Алексей Алексеевич, вы уже 19 лет главный редактор федерального СМИ. Каково нести эту ношу?

— Основная трудность главного редактора — генеральный директор. Редакция — это расходная часть бюджета, а рекламный рынок меняется, денег не хватает. Существуют различные трудности: экономические, с распространением информации, трудности в коммуникации с частью крупных политических игроков, которые по тем или иным причинам не могут давать интервью. Идет много дезинформации. Именно в этом для меня сейчас главная проблема. Наш капитал — доверие наших слушателей. Нас слушают, потому что мы быстро поставляем полную и честную информацию. Но в этой информации очень часто в последнее время появляется масса отравленных токсичных элементов. И моя задача — сортировать, верифицировать информацию. Заметьте, верифицировать не источники, а саму информацию. А еще сейчас появился, благодаря федеральным каналам, тренд на «оручесть», смотри «казус Веллера». И введение противоядия идет очень болезненно, поскольку иногда приходится расставаться и с гостями, и с сотрудниками, которые также заражаются токсичной «оручестью». Проблем много и каждый день возникают новые.

А как тестировать источники в наше неструктурное время?

— А никак. Я вам приведу пример. Буквально вчерашний. Все ведущие СМИ сообщили следующую новость: «В бундестаге, верховном органе ФРГ, выступили против санкций». В этой фразе каждое слово — правда. Одно но: выступил всего один депутат, заместитель председателя фракции левых, которые имеют 10% мест в парламенте. И если давать новость в таком виде, значит, сеять ложную информацию. Мы должны разбираться, ковыряться в этом, чтобы выдать настоящую новость. А ведь такое очень часто выдают государственные СМИ, информацию от которых мы можем по закону и не проверять. Но я несу ответственность не перед законом, а перед слушателями. Или еще, с месяц назад была новость: «Ведущий телеканала FOX, оскорбивший Путина, уволен с телеканала». Точка. И опять каждое слово правда. Только уволен он был за сексуальные домогательства. И только чуйка нас спасает. Надо чувствовать неполную и искаженную новость. И в этом потоке нам приходится работать. Очень тяжелая история. Практически невозможно идентифицировать неправду, или неполную правду.

Очень много информации приходит из соцсетей. Сюжет о резне в Сургуте мы выловили из соцсетей. Потом только обрывочные данные, панические твиты, проверка новости, и лишь затем — эфир. Это очень важно, и не только для журналистов, но и для политиков, гражданских активистов, для всех. Потому что один раз обманешь, второй, третий — и все, после этого ваши слушатели, однопартийцы, соратники перестают вам верить. Вот и вся история. Верификация — главный вызов современной эпохи. И конечно, скорость подачи правдивой информации. Как кто-то говорил: «Пока правда обувает сапоги, ложь дважды обогнет земной шар».

Многие говорят о тенденции, когда человек слушает не «Эхо Москвы», а исключительно программы Венедиктова. Как относитесь к такой модели?

— Да, у нас на радио есть слушатели (мы проводили фокус-группы), которые приходят к нам на одну передачу в неделю, и для них, например, «Эхо Москвы» — это одна передача «Говорим по-русски» с Ольгой Северской. Все остальные им просто не нужны. Но сейчас к этому приходит и вся остальная пресса, в том числе и печатная. Люди смотрят: «Есть там статья Пупкина? Есть. Куплю газету. Нет — не буду покупать!» Это из рассказов коллег из газеты «Вечерний Новосибирск». А уйдет Пупкин, скажем, в «Утренний Новосибирск» — читатель уйдет за ним. Сейчас нет времени на всю информацию, и люди выбирают тот контент, который им ближе. Вот проверим скоро: если Малахов переедет на ВГТРК, то, уверен, за ним перейдет и вся аудитория «Пусть говорят». Зрителям все равно. Им важен Малахов, а не Первый или ВГТРК.

Сегодня СМИ можно сравнить с универсальным магазином: кто-то пришел за кастрюлькой, кто-то за топором, а кто-то просто воды купить. И мы подстраиваемся: «Вам кастрюльку? Пожалуйста, это у нас в 19 часов. Топоры — в 13-30. Мы собираем эфир как лего, из разных интересов разных слушателей. Сейчас готовимся к новому сезону и скоро будем запускать несколько новых проектов. Для этого мы провели исследование и выяснилось, что «Эхо Москвы» слушает огромное количество офицеров. Мы изучили, что этой группе важно, и поняли, что они интересуются историей и созданием военной техники. В самом широком смысле.

И мы пошли на поводу у аудитории. У нас появится такая программа. Они будут приходить на один час в неделю и слушать про арбалеты. Для них не будет «Эха» как такового, вернее, «Эхо» будет заключаться исключительно в этой программе. Так же мы изучаем и остальные аудитории. Сегодня в Москве нас слушают 750-800 тысяч ежедневно. И мы анализируем их интеллектуальные, бытовые и политические предпочтения.

И через это идет тонкая настройка редакционной политики. Это ежедневная работы.

А почему деловая журналистика сегодня пользуется все меньшим спросом?

— Потому что в бизнесе сегодня важна скорость принятия решений. И какой-то рецепт бизнесмены быстрее найдут не в деловой прессе, а в специализированных группах соцсетей. И если мне нужно что-то конкретное, я оперативнее отыщу это в группе в «Фейсбуке». Аналитика — да, это ниша деловой прессы. Но не информация.

Может, просто идет смена форматов? Появляются новые возможности тех же прямых эфиров, когда каждый «сам себе СМИ» и по хеш-тегу можно найти мнение любого эксперта.

— Это не смена, это плюс к аудитории. Только надо это грамотно использовать. Да, здесь много вариантов для манипулирования, в том числе и самими СМИ. Давайте рассмотрим последнюю историю, когда Навальный «нагнул» «Лайфньюс». Если кто не знает: «Лайфньюс» пообещал 50 тысяч рублей тому, кто сумеет снять видео, как Навальный отдыхает с семьей во Франции. Его жена сняла ролик и послала «Лайфньюс». И те заплатили. Да, это манипуляция. И мы, собравшиеся здесь, можем сейчас легко проманипулировать аудиторией. Например, сообщив, что ресторан «Колчак» сгорел. Если мы все сейчас напишем это, наши подписчики поверят, ведь не могут сразу столько людей врать. А если еще спичку горящую снять на фоне здания… То есть надо понимать, что все «стримы-твиты» — огромная зона неверификации. И человек, особенно не профессиональный журналист, просто свидетель всегда снимает только со своей точки. А значит, видит все только с одного угла. Для профессионального журналиста нужен объем. Надо звонить: в УВД, местным общественникам, которые этим занимаются, пробивать информацию по всем возможным каналам. Опять же вчерашний Сургут: люди из окон снимали, как бежит человек. Кому-то показалось с топором, кому-то с ножом, кто-то в «Твиттере» писал о вооруженных нападавших на банк. А мы должны все это проверять, потому что нас слушают люди. В том числе и принимающие решения. Они сидят в своих кабинетах и слушают «Эхо Москвы». И начинают мне звонить, потому что их УВД-шники сообщают, что это не так. И нам надо всегда иметь доказательства того, что наша информация правдивее. Цена вопроса непроверенной информации очень высока. За каждую неправду, которая, бывает, появляется у нас в эфире, я извиняюсь лично перед слушателями. Моя принципиальная позиция: если мы накосячили и передали не ту информацию, неточную или неправильную, я выхожу в эфир и говорю: «Извините. Это не так, а вот так. И в следующем выпуске новостей мы вам все подробно расскажем». Это повышает доверие аудитории, люди чувствуют, что вы внимательны к их чаяниям. Это надо делать обязательно.

Вы достаточно активно используете социальные сети. А были какие-то провалы, неудачи в SMM-продвижении? Или, может, поделитесь кейсом успешного прорыва?

— Провалы бывают практически каждый день.

У нас был большой прорыв. Я увидел будущее интернета и в 1995 году создал сайт «Эхо Москвы», еще не будучи главным редактором радиостанции. Я настоял. Мне говорили: «Мы великое радио, о чем ты, зачем это нам?» Я отвечал: «Ребята, я в этом ничего не понимаю, но у меня чуйка. Это важно». И мы были первым традиционным СМИ (до нас были только интернетные «Лента.ру» и «Газета.ру»), у которого появилось представительство в сети. Мы довольно рано начали заниматься некоторыми соцсетями. «Твиттер» у нас традиционно силен. У нас сейчас 1,3 млн подписчиков. Но мы абсолютно точно проспали «Ютуб».

Я проспал! И только месяц назад начали вкладываться в этот канал, купили аппаратуру. Ко мне приходили и говорили: «Купи камеру». Я: «Какую камеру? Мы радио» — «А еще нужен свет, гример, еще там что-то…» И меня год уговаривали. И только полтора месяца назад мы начали трансляции в «Ютубе». Месяц назад у нас было 40 тысяч подписчиков, сейчас — 67 тысяч. Рост большой, но все равно нам надо догонять других. Но чем могу похвастаться, мы первые создали редакцию по соцсетям. И когда возникают вопросы по поводу финансирования (они сейчас везде возникают, рекламный рынок падает), и мне предлагают что-то куда-то перебросить, например, сократить финансирование соцсетей и за их счет заткнуть бюджетную дырку в радиоредакции, я всегда говорю: «Слушайте, это же не редакции, это «среды». Мы как радио были в воде, и главное, что нам нужно было — это жабры. Потом мы сделали сайт и вышли на землю. Стали прямоходящими. У нас появились другие умения. Теперь появились крылья — это соцсети. И это уже совсем другое мироощущение». Поэтому, уверен, нельзя человеку, который делает передачу на радио, заниматься соцсетями. Хочешь — пожалуйста, но организатором, руководителем должен быть тот человек, который не делает радио и не ведет сайт. Мы раньше это так воспринимали: «Твиттер»-канал — это стрелка к сайту, а с сайта — стрелка на радио, как указатели. Ничего подобного. У нас последние три года идет падение слушаемости на радио. Это и из-за внешних причин, и из-за «крымнаша». Радио — чуть вниз, сайт за год на 10% вниз. Но когда ты начинаешь анализировать, то видишь, что сайт сократился на 100 тысяч посещений в день, а «Твиттер» вырос на 300 тысяч. И в сумме получается рост. Потому что «Эхо Москвы» — это комплекс из радио, сайта и соцсетей. И сейчас мы получаем значительный рекламный рост через соцсети. На радио — падение, а в соцсетях — рост. Потому что рекламодатель видит: миллион в «Твиттере», 270 тысяч пользователей в «Фейсбуке» — и выбирает этот канал коммуникации. Просто произошел переток. Когда мне говорят, дескать, на радио на 3% рекламы стало меньше, я отвечаю «а соцсети прибавьте». И картинка получается позитивная.

Вот в Омске в 2012 году закрылось радио. Что, значит, Омск нас не слышит? Нет, Омск с нами! Только через сайт, через соцсети. Можно слушать эфир, слушать подкасты, можно читать, можно голосовать. Все как вам удобно.

А как вы относитесь к последним законам, которые пытаются ограничивать свободу в интернете?

— Бороться с интернетом методом запретов нельзя. Это все равно как в 1837 году крестьяне, встречая паровоз-чугунку, бросались в него камнями, разбирали шпалы, видя в паровозе «дьявольское отродье» с дымом, гарью и сажей. Да, они боялись. И, знаете, когда Владимир Владимирович Путин пошел на встречу с ребятами из школы «Сириус» и первое, что он им сказал, было: «Я не пользуюсь интернетом и у меня нет мобильного телефона», они на него смотрели как на инопланетянина. Они не могли понять «а как он решения принимает?», они же с этим родились!

Давайте вспомним историю с попыткой составления реестра блогеров. В свое время Вячеслав Володин, мой товарищ с 1998 года, попросил меня съездить в Израиль, где был принят подобный закон, и привезти «справку». Я встретился с авторами закона, с депутатами кнессета, с израильскими блогерами. И потом написал справку, что за восемь лет существования закона ни один блогер Израиля не был внесен в список и не ответил по суду за нарушение закона. Не работает. Меня не послушали и приняли такой же закон у нас. Месяц назад отменили. Почему? Потому что не работает! Они пытались практически «назначить журналистом» тех, у кого больше трех тысяч читателей. А если я не хочу быть журналистом? Как вы меня заставите? Многие вещи, в том числе и «пакет Яровой», со временем рассосется. Отменят, я уверен. Потому что так система не работает.

Этот вопрос задают, пожалуй, всем медийщикам. Когда умрет бумага и телевидение?

— Внимание! Минутка рекламы. (Алексей Венедиктов достает из портфеля несколько номеров печатного журнала «Дилетант».) Полтора года тому назад я решил делать журнал. Бумажный. Мне говорят: ты сумасшедший. Сейчас этот журнал полностью издается на мои деньги. В прошлом году журнал окупился на 30%. В этом году уже за полгода журнал вернул 78%. Каждый месяц тираж растет на две тысячи. Почему? Потому что СМИ — это не вопрос носителя. Я отношусь к журналу не как к бумаге. Я не выпускаю старых вонючих газет и журналов. Я выпускаю новый журнал, я молодой издатель. Я обезьянничаю, подсматриваю, подглядываю, например за Джеффом Безосом, который купил газету The Washington Post. Я пытаюсь понять, зачем он это сделал, и — понимаю… Эта газета умирала, сокращалась подписка. Пришел человек, основатель «Амазона», то есть из третьей среды, из воздушного интернета, и переделал газету так, что в прошлом году они смогли принять на работу еще 170 сотрудников. Растет бумажная подписка газеты. Что конкретно он делает, я не знаю. Но знаю, что делаю я. Я беру бумажный журнал и делаю из него интернет. То есть мы верстаем журнал так, чтобы он был привычен и понятен обитателю интернета. То есть картинками. Нужно создавать новую культуру потребления.

Да, мы размещаем четыре статьи из каждого номера в интернет. Вообще наша задача сделать журнал интерактивным. Например, мы делаем на сайте возможность отвечать на вопросы ЕГЭ, исторические тесты. И связываем все это с бумажной версией.

И еще. Бумажные СМИ из основного блюда должны стать десертом. И все материалы нужно оформлять как десерт. И расследования, и аналитику. Бумага — это элитное потребление. К этому все идет. А значит, и подача должна быть элитной. Мы в каждом номере собираем отдельные проекты. Например, Дмитрий Быков у нас делает ряд статей о писателях. Но каких! Вот в этом номере — его статья «Ленин как писатель». В следующем выйдет «Черчилль как писатель». Между прочим, Черчилль — нобелевский лауреат по литературе. Правда, кто об этом помнит. И люди часто покупают журнал, чтобы «собрать» Быкова. А еще мы делаем комиксы о столетии революции. То есть мы каждый день придумываем что-то, что можно найти только у нас, ни в каких-то там «фейсбуках».

Да, мы не стали связываться с подпиской и с почтой. Мы сделали ставку на продажу в киосках. Люди не будут ждать, пока до них этот журнал «доедет». Ныть о том, что бумага умирает, — это неправильно. Ее нужно трансформировать с учетом других имеющихся источников информации и развлечений. И театр, и кино, и цирк тоже хоронили… Не хоронить, а плюсовать надо! Уверен, что в каждой газете с историей есть свой потенциал. Надо просто вывести это на другой уровень. Это вопрос акционеров и главного редактора. У меня нет пессимизма по этому поводу.

Вот вы говорите о своих визионерских прозрениях по поводу «Твиттера» и интернета. А давайте пофантазируем чуть дальше. Какое СМИ будет следующим, пользуясь вашей терминологией «сред», назовем его «СМИ из космоса»?

— Уверен, что будет усиливаться индивидуализация СМИ. Это сейчас уже происходит. Сбор подкастов. Может быть, как «Телеграм». Но мы уже с вами наблюдали массу историй, когда ветви, казавшиеся перспективными, становились тупиковыми. Например, как «Живой журнал» И что из того, что есть сейчас, окажется прорывным, а что тупиковым, я сказать не могу. Пробовать надо все. Что-то да выстрелит. Я думаю, что начнется профессиональный отбор информации и их носителей каждым человеком. Информационные потоки у каждого будут разные. У каждого будет возможность получить свое. То, что ты выбрал сам. Конечно, я с ужасом об этом думаю. Почему? Потому что профессионал из общего потока может выбирать правдивую информацию, верифицировать ее. А непрофессионалы в этом потоке растворяются. Журналисты — это проводники в этой страшной среде, ведуны. И наша задача — поставлять продукт для принятия решения. Ведь для чего нужна информация? Любому. Чтобы принимать решение. Информация о погоде нужна, чтобы понять брать зонт или нет, босоножки надевать или туфли. И в этом основное отличие профессионального журналиста от блогера.

Текст опубликован в газете «Деловой Омск» № 33 (187) от 22 августа 2017 года

Самое актуальное в рубрике: СМИ

Больше интересного в жанре: Интервью