Голый на сцене...

 Конфликт между минкультом и прежним руководством ТЮЗа разгорелся из-за возможной концессии. Чиновники хотели отдать здание театра некоему предпринимателю, который решил бы вопрос с его ремонтом, сделав коммерческую пристройку. Вы обсуждали эту тему с министром Лапухиным?

— Я сам спросил об этой истории. Министр ответил, что реконструкция театра запланирована через полтора года и есть надежда, что она пройдет, как в Драмтеатре, когда труппе не пришлось покидать здание на время ремонта. Однако потом, как мне сказал Лапухин, губернатор, выступая перед коллективом театра, заявил, что не будет никакой концессии, вопрос закрыт. Другое дело, что ситуация тупиковая — как из нее выходить, никто не знает.

В целом же форма той концессии выглядела разумной. Другое дело, что нужно было заказать экспертизу, чтобы не превратить здание театра в черт-те что чисто в архитектурном смысле. И, конечно, серьезный вопрос — если пристраивать, то что? Одно дело, если как в Новосибирске, где на территории театра «Красный факел» располагались цеха, и в них построили головной офис «Сбербанка», который внес солидную сумму на ремонт театра. А здесь — в Омске — рядом со зданием ТЮЗа ничего не сделаешь так, чтобы не нарушить архитектурный ансамбль. Самый разумный вариант — предпринимателю построить свой торговый центр в другом месте, а взамен профинансировать реконструкцию театра. Такая схема не обернулась бы истерикой со стороны сотрудников театра. В конце концов, не настолько же сумасшедший у нас минкульт, чтобы взять и отдать здание детского театра целиком под какой-нибудь бордель?

Сначала коллектив восстал против концессии, теперь появляются письма от коллектива в поддержку прежнего директора. Что происходит? Почему противостояние чиновников и театралов настолько ожесточенно?

— Я думаю, тут сошлись разные факторы: все-таки Валентина Николаевна проработала директором театра порядка 27 лет. И понятно, что когда театр долго существует с одним руководителем — вне зависимости от того, как к ней относятся, — они воспринимают себя как единое целое. И уход прежнего директора, приход нового руководителя они воспринимают как угрозу этой целостности, самим себе. А ведь артисты особые люди, ранимые очень: «Ага, значит, вот так оценивают нашу работу, что не доверяют нашему многолетнему руководителю!» Видимо, кто-то всерьез полагал и полагает, что это месть министерства или специальные козни, чтобы пропихнуть эту концессию. Ребята, вам сам губернатор сказал: «Концессии не будет!» Даже если кто-то захочет тихой сапой провернуть это дело, ему скажут: «Вы что, с ума сошли? Как губернатор будет выглядеть, если кто-то его не послушает?!»

Бывали ситуации, когда Виктор Иванович Назаров рубил с плеча. А потом выяснялось, что какой-то вопрос не в его компетенции.

— Вопрос концессии точно в компетенции губернатора. Мимо него такое решение не пройдет. Но думать, что министр хочет осуществить какую-то операцию руками приглашенного из другого города режиссера — бред! Зачем такие сложности. На конкурс вышли только те учреждения, у руководителей которых закончился срок контракта, в конце концов, например, в Пятом театре человек, которого выдвигал и поддерживал Виктор Прокопьевич, не победил.

Может ли, на ваш взгляд, театр существовать вообще без господдержки?

— Нет. Кроме антреприз — откровенно коммерческих проектов. Еще недавно считалось, что если театр зарабатывает 30% своего бюджета самостоятельно — это невероятное достижение. Театр, по большому счету, довольно дорогая игрушка для государства, поэтому все они зависят от политики местного руководства — где-то их поддерживают, где-то — нет. Скажем, в Перми: бюджет краевого «Театра-театра» порядка 90 миллионов, а бюджет городского ТЮЗа меньше раза в три. А вот бюджет Пермской оперы порядка полутора миллиардов рублей
в год!

Какая сумма была бы, по-вашему, если не идеальной, то хотя бы приемлемой для омского ТЮЗа с теми планами, которые вы ему сочинили?

— Грубо говоря, 2,5–3 млн рублей только в одну из основных статей расходов — на оплату труда художников и режиссера-постановщика. Я, как правило, не еду за гонорар меньше 300 тысяч. В нашем ТЮЗе денег только на приглашение хорошего режиссера на одну постановку! А их надо делать 3-4 в год.

Когда вы работали в Нижнем Новгороде, случился скандал из-за спектакля с голым актером на сцене. В Омске голых не будет?

— Голых точно не будет. Мне вообще кажется, что все, кто рассказывает эту историю, мой спектакль не видели. У меня была анекдотичная ситуация в Нижнем Новгороде: это была сцена в «Собачьем сердце», когда Шариков обнаруживает, что он человек, и у него начинается истерика. Художник по свету Женя Гансбург сделал все настолько невинно, что зритель не видел ничего особенного, просто понимал, что Шариков — голый. Восьмилетнего ребенка вы не поведете на «Собачье сердце», а четырнадцатилетние в интернете даже в рекламе видят куда больше. После этого спектакля я сидел на страшном совещании у вице-губернатора, где воевавшие против коллектива театра деятели высказывали свое мнение об этой сцене. И когда я спросил председателя областного союза театральных деятелей: «Вы хоть один мой спектакль видели?» Он ответил: «Нет, не видел, но после того, что мне рассказали — я на ваши спектакли ни ногой!» Нижний Новгород — это вообще очень специфическое место, бывший закрытый город, до революции купеческий, там свой менталитет.

А здесь не специфическое место? Тоже бывший закрытый город, чиновничий центр до революции.

— Поэтому я и говорю: к сожалению, голых людей на сцене в Омске не будет. Режиссер тут уже в средствах ограничен: это нельзя, это нельзя...

Что вы будете делать, если однажды вас на такое же совещание вызовет Виктор Лапухин и предъявит претензии по художественной части?

— Не думаю, что такой разговор возникнет. Но театр — это всегда некий компромисс. И тут уже — смотря на какой компромисс мне предложат пойти.

Александр Жиров

Больше интересного в жанре: Интервью