Японцы в Сибири

В нашем роду бытует семейное предание, которое я слышал от своих родных и из первых уст: от моей тётки - тёти Оли. Она жила в войну в Черногорске, шахтёрском городке на юге Красноярского края, где обитала в разных селениях и вся наша родова.

Поздней осенью 1945 года в Черногорск пригнали колонны пленных японцев. Разместили их в наспех приготовленных бараках, обнесли всё это колючей проволокой. Скоро и зима наступила. По городку разнеслись слухи: японцы жестоко страдают от наших сибирских морозов, да и кормёжка у них неважнецкая. У наших тоже было не густо. Выживали сами за счёт того, что одноэтажный Черногорск был фактически большой деревней: около каждого домика обширный огород. Так что картошка и прочие овощи водились.

Однажды тётя Оля наварила картошки больше обычного, но почему-то хлебный «паёк» домочадцам сократила. На ворчание по этому поводу домашних прикрикнула: нажимайте, мол, на картошку; чай, не голодаете! Потом завернула сэкономленный хлеб в тряпицу, обмотала чугунок с картошкой тряпками и куда-то отправилась, никому ничего не сказав. Шла, почти таясь, оглядываясь, была не уверена: правильно ли она поступает. И не накажут ли её за это? Подходя к лагерю военнопленных японцев, стала замечать похожие фигуры, которые с разных концов города по тропкам брели к одной точке - воротам в лагерь. Из тропинок образовался этакий японский веер. Она оказалась совсем не одинока. Некоторые бабы уже раньше неё протоптали сюда дорожки по снегу. Они и рассказали ей, как можно передать еду японцам и что конвоиров мало и они не злые. Охрана была действительно немногочисленной: а куда японец побежит по Сибири зимой? Далеко ли убежит? Еду конвой не отбирал: тётки сами предлагали солдатам её часть, и те брали понемногу - только для себя.

После первого своего похода тётя Оля вернулась потрясённая. Сидела, плакала. «Они же как дети… маленькие… заморенные… все кашляют. Господи!» Потом пошла в красный угол к иконам: молиться за иноверцев.

Никто из домашних не осудил поход тёти Оли, и в дальнейшем все стойко сносили сокращение своего хлебного пайка. Японцы, как могли, выражали свою благодарность русским тётушкам, кланялись, плакали. Однако, приняв еду, они что-то ещё лопотали по-своему, показывая жестами непонятное. Похоже, что-то просили. И так каждый раз. Бабы пожимали плечами: «Вам что, мало? Ну, уж сколько можем». Наконец один конвоир объяснил тёткам: «Да рис они у вас просят. Рис». - «Ох ты! Рис. Да где ж мы его возьмём!»

А у тёти Оли, сколько помню, была какая-то хроническая болезнь желудка. И ей полагалась диета. Потому у неё и продовольственные карточки были особые. Правда, отоваривались они весьма нерегулярно: время от времени. Да и то всё обычно ограничивалось белым хлебом, который другим вообще не выдавался. Но очень редко перепадало и ещё кое-что. И вот однажды ей сказали, что на диеткарточку можно получить рис. Она очень обрадовалась, как-то договорилась о замене белого хлеба рисом, то есть за то, что она не будет получать белый хлеб два месяца ей дали относительно большой кулёк риса. Боже, какая радостная она примчалась домой! Радовались и домашние, уже всё поняв, поняв и то, что им уж точно не перепадёт риса нисколько. «Вы-то обойдётесь, - приговаривала тётка Оля, кашеваря у печки. - Жили без риса сто лет и ещё столько проживём без него. А японцам нельзя без него: умирают каждый день человек по двадцать». Сварив рис в самой большой кастрюле, тётя Оля особо тщательно обмотала её несколькими шалями и отправилась в свой привычный путь к лагерю.

И снова, как в первый раз, вернулась потрясённая. «Они… мне…, - давясь от слёз, говорила она, - руки целовали…». Она смотрела удивлённо на свои обветренные крестьянские крепкие руки. Ей никто и никогда рук не целовал. Потом зарыдала в голос. И это наша «железная» тётя Оля, которая по складу была покрепче многих мужиков, и в войну одна-одинёшенька сохранила  здравии всех детей.

История эта подзабылась. Вспомнил я об этом, когда мы с тётей Олей хоронили мою маму в том же Черногорске. Кладбище разрослось и подошло к тому месту, где были лагеря японских военнопленных. Когда все потихоньку разошлись, у могилы задержались мы вдвоем с тёткой. Я оглянулся и вдруг заметил, что сразу в десяти шагах от могилки матери расстилается большое поле, утыканное странными колышками. Их было очень много. «Тетя Оля, что это?» - «Так это ж японцы лежат. Крестов-то им не положено». Я охнул, попытавшись глазом охватить всё поле. Не получилось. Колышки уходили до горизонта: земли в Сибири много, чего её жалеть. Посмотрел на эти маленькие столбики, их кончики с одной стороны были затёсаны: вроде там имена были когда-то, а может, всего лишь номера. Но всё смылось дождями, а столбики почернели.

Господи, за что, за какие грехи погибли эти безответные и невинные солдаты, эти люди?! На чужбине, в голоде и холоде, в непривычном для них климате они умирали десятками тысяч. Они ведь не были захватчиками, не топтали русской земли, большинство из них не сделало ни одного выстрела. «Ах, война, что ты сделала подлая!?»

Мы стояли вдвоем с тётей Олей, повернувшись лицом к огромному полю, усеянному чёрными колышками. Она снова начала плакать, теперь она уже оплакивала не сестру. Я бы таким русским тёткам поставил памятник: как они в дождь, в стужу и метель бредут со своими узелками, чугунками и кастрюльками к лагерям для военнопленных. Это же тоже подвиг, великий подвиг сотворения добра: у них ведь в доме лишней еды не было ни куска.

Материал был опубликован в газете «Ваш ОРЕОЛ» № 35(868) от 2 сентября 2015 г.

Самое актуальное в рубрике: Другие

Больше интересного в жанре: Колумнисты