В тисках любви бывает тяжело

Девочку назвали Людмилой по безоговорочному требованию бабушки Ольги Прокопьевны, хотя молодые родители, дочь Марина и зять Андрей, морщились и говорили, что это совсем несовременное имя.

- Ну да, - с ехидцей в голосе вроде бы соглашалась с ними Ольга Прокопьевна. - Лучше обозвать какой-нибудь Кристей или Анжелой. Да скоро этих Кристь как собак нерезаных будет...

Марина тяжело вздыхала и умоляюще смотрела на Андрея: не надо спорить с мамой, бесполезно. Наконец сошлись на Милочке, и Ольга Прокопьевна торжествующе испепелила зятька взглядом. Андрей - а что было делать? - промолчал, как промолчал и в роддоме, когда приехал туда с взволнованной тёщей, и Ольга Прокопьевна, оттолкнув его, сама приняла из рук медсестры розовый тёплый свёрточек. Они жили все вместе в большой квартире, и ссориться не представлялось ему разумным. К тому же Андрей побаивался этой «железной тётки», которая строго отчитывала и его, и Марину за любую мало-мальскую оплошность типа несвоевременно вынесенного мусора или десятиминутного опоздания на воскресный обед, который был здесь многолетней традицией.

- Виктора Кузьмича на вас нет, - зловеще произносила Ольга Прокопьевна, с некоторым раздражением расправляя на коленях салфетку.

- И что бы случилось? - не выдержал однажды Андрей. - Расстрелял без суда и следствия?

- Вы хам, Андрей, - с достоинством ответила Ольга Прокопьевна. - Я всегда это знала. И мирюсь с вами только из-за дочери. Виктор Кузьмич... - тут она побледнела и схватилась за сердце.

Обед сорвался. Пришлось вызывать скорую, хлопотать, беспокоиться - и Андрей дал себе слово больше не возражать тёще, о чём его просила-умоляла Марина.

Виктор Кузьмич долгое время был ответственным партийным работником и, когда началась вся эта заваруха с перестройкой, как-то быстренько угас, обострились все болячки, которые ему удавалось подавлять (на бюллетень в те времена уходили, только если вообще не могли подняться с постели). И Ольга Прокопьевна, сильно горевавшая по мужу, и родственники, и друзья, поминая его, решили, что Виктор Кузьмич просто не пережил этого развала. Приезжал на похороны старший сын Олег, офицер, вечный кочевник по гарнизонам вместе с женой, которая никак не могла родить ребёнка. Он-то и посоветовал сестре быстрее выйти замуж и подарить Ольге Прокопьевне внука или внучку, чтобы мама смогла утешиться.

А Марина, на тот момент молодая учительница математики в одной из лучших школ города (папины связи сработали), и сама уже намеревалась привести в дом жениха, но из-за смерти Виктора Кузьмича свадьбу пришлось отложить на полгода. Андрей Ольге Прокопьевне с первого взгляда вроде понравился - симпатичный здоровый мужчина, готовый к воспроизводству такого же потомства. Однако узнав, что он из начинающих «капиталистов», прониклась к нему классовым презрением: «Из-за таких, как вы, Виктор Кузьмич и умер, а мог бы жить...». Это сухое «вы» так и не перешло в тёплое «ты», она, со скрипом согласившись «не портить жизнь дочери», наотрез отказалась признать в Андрее родного человека. Как и в его родителях, тихих заводских итээровцах, живущих в городских «трущобах» на окраине.

Ольга Прокопьевна, всю жизнь просидевшая в райисполкоме секретарём «самого», немедленно вышла на пенсию, едва подошёл срок, и занималась исключительно домом, поскольку была превосходной хозяйкой, любила чистоту и вкусную собственноручно приготовленную еду. Она отказалась единственно от уборки комнаты молодых, но всё же заглядывала туда и пилила их за беспорядок. Ольга Прокопьевна скучала часами у телевизора и, конечно, очень оживилась, когда Марина забеременела, угадав в будущем ребёнке реальное дело для себя лично.

Едва Милочку привезли из роддома, как бабушка категорически взяла командование на себя. Даже детскую кроватку приказала поставить у своего дивана, так что споров по ночам, кому вставать к плачущей крохе, у Марины с Андреем не было. Марина вообще оказалась в роли всего лишь кормилицы, правда, на прогулки с Милочкой Ольга Прокопьевна её брала, чтобы и дочь подышала свежим воздухом. Потом девочку перевели на кашки, и Марина опять отправилась в школу, где её закрутили уроки, факультативы, подготовки к олимпиадам, классное руководство. У Андрея «головных болей» было и того больше, так что Ольга Прокопьевна без всяких помех и ненужных вмешательств растила Милочку сама, только по выходным позволяя маме с папой взять девочку с собой в парк. Впрочем, эти два-три часа ей были нужны, чтобы поездить по магазинам и купить внучке одёжку, игры, книжки. Она возвращалась с разноцветным грузом, Милочка с радостным криком бросалась к бабуле - и вечер превращался в настоящий праздник для двоих. Марине и Андрею Ольга Прокопьевна коротко говорила: «У вас что, никаких дел нет?»

Перед первым сентября, когда Милочке надлежало пойти в первый класс, бабушка не спала ночь: ей казалось, что она не переживёт этих ежедневных разлук на несколько часов. Пережила, но требовала от учительницы отчётов, что было с девочкой на уроках. Учительница сначала добросовестно рапортовала, потом начала нервно посмеиваться, а потом уже подозрительно посматривать на странную женщину. «Женщина» заметила и вознамерилась заглянуть к директору. Учительница остановила её и теперь только устало говорила, по сути, одно и то же: Милочка училась отлично, заранее обученная бабушкой чтению и счёту, не шалила, ни с кем особо не дружила, тетрадки и учебники берегла. Ольга Прокопьевна гордо кивала и, взяв внучку за руку, походкой императрицы шествовала к выходу, ни на кого не обращая внимания.

И вот так - за руку - она водила Милочку в школу и из школы до шестого класса, пока однажды внучка не выдернула ладонь из цепкой кисти бабули: «Я же не маленькая... Уже все смеются». Ольга Прокопьевна почувствовала неприятный укол в сердце, но стерпела и настаивать не стала. Ещё через год Милочка попросила больше не провожать её эти триста метров до школы. На бурные возражения бабушки она ответила молчанием, в котором отчётливо сквозило упрямое желание настоять на своём. Назревающий скандал в планы Ольги Прокопьевны не входил, и она сдалась, после поплакав в одиночестве.

Но второй раз она пережила настоящий шок. А всего-то и было: после уроков за Милочкой зашли подружки и позвали с собой во двор. Ольга Прокопьевна, грозно оглядев их, спросила громовым голосом: «Что это за девочки? Кто их родители?». Милочка, уже сунувшая ноги в туфли, ответила: «Света и Катя, из моего класса». Информации оказалось недостаточно, и Ольга Прокопьевна загородила дверь, но Милочка сорвала с вешалки курточку и пробилась-прорвалась на лестничную площадку, где прижались испуганно к стенке Катя и Света, не зная, то ли бежать, то ли ждать. А вечером в семье разыгрался форменный бой, правда, словесный. Милочка рыдала, Ольга Прокопьевна горько вопрошала: «Вы хоть знаете, с кем водится ваша дочь? А я знаю - с кем попало!». Марина вспылила: мол, с кем хочет, с тем и дружит, и даже Андрей сурово заявил: «Вы, Ольга Прокопьевна, свои генеральские замашки-то бросьте, здесь всё-таки не армия...». Ольга Прокопьевна, посмотрев на плачущую злыми слезами Милочку, махнула рукой: «Да гори всё...»

Конечно, она не оставила внучку и по-прежнему заботилась о ней, чтобы всё было стирано-глажено, подано на стол горяченьким. И дружба между ними вроде восстановилась, однако бабушка была лишена права задавать «лишние вопросы». Милочка закончила школу, университет и даже вышла замуж за бывшего однокурсника Диму. Ольга Прокопьевна даже прослезилась на свадьбе, когда внучка подвела к ней своего теперь уже мужа и сказала: «Димуль, я обязана бабушке очень многим. Она меня, в общем-то, и вырастила». То ли от выпитого шампанского, то ли от счастливой приподнятости настроения Милочка покривила душой: со временем это детство «за руку» стало вспоминаться ей с лёгким ужасом, ведь сколько было упущено в те годы, когда ей не позволялось шагу сделать из дома без «конвоя».

Жить молодожёны устроились в комнате Милы. И всё складывалось самым замечательным образом, если бы не пристальное внимание Ольги Прокопьевны к животу Милочки, который, к её огорчению, по-прежнему оставался плоским. «Рожай, пока молодая», - мягко, но настойчиво уговаривала она. Да и ладно бы раз-другой сказала, но тема стала всплывать слишком часто. Милочка встревожилась: значит, бабуля, ещё крепкая и вполне здоровая, ждёт себе очередного маленького человека для «воспитания». Даже если поднапрячься и общими усилиями купить отдельную квартиру, она едва ли и там оставит их в покое. Просто оттолкнуть её будет невозможно: всё же бабушка, и возраст опять-таки... Милочка поговорила с Димой: не придумает ли он чего, ведь ей так хочется сына или дочку. Дима улыбнулся и ответил: «Знаешь, меня брат мамы, ну, дядя мой, давно в Москву зовёт, а я всё не решался тебе сказать. Думал, ты от своих и из Омска не захочешь уезжать. Позвонить ему?». Мила кивнула и пошла на кухню поставить чайник. Ольга Прокопьевна заводила тесто: «Сегодня пельмешки лепить будем». Она ласково смотрела на Милочку, и сердце Милочки вдруг стиснула острая жалость к ней: она ведь ещё ничего не знает...

Материал опубликован в газете «Ваш ОРЕОЛ» № 4 (576) от 27 января 2010 г.

Самое актуальное в рубрике: Так и живём

Больше интересного в жанре: Статьи