«А ты молодцом, папа!»

Это письмо из дома пришло месяцев за пять до дембеля. Костя взял в руки конверт и не стал сразу распечатывать его. Что-то было не так. Он даже не сразу понял - что. Да вот же разгадка: адрес написан не аккуратным округлым почерком мамы, как обычно, а резкими, иногда вообще неразборчивыми загогулинами отца. По обыкновению, новостями делились в коллективном сочинении мама и две старших сестры, а папа делал в конце коротенькую приписку. И то не всегда. Он, инженер-геодезист, часто пропадал неделями в командировках. А тут целое послание… Костя заволновался, пытаясь успокоить себя тем, что просто у него выдалось наконец свободное время. Надорвал край и буквально впился глазами в текст, с первых строк которого мир вокруг начал беззвучно рушиться. Отец обращался к нему уже не как к юнцу с еле пробившимися усиками, а как ко взрослому человеку, способному осознать и принять то, что случилось. Он покинул семью. Покинул не сразу, не вдруг. Тяжёлое это решение вынашивал не один год, теперь же, когда дети выросли, оно окончательно созрело.

«Костя, - бежали по листку торопливые строки, - меня и твою маму давно не связывает чувство. Мы жили вместе только из-за вас и скрывали наши зашедшие в непробиваемый тупик отношения. Правда, она и сейчас ещё надеется, что всё может измениться, но напрасно. Я больше не могу быть рядом с женщиной, которую не люблю и уже даже тихо ненавижу. Ты знаешь, я человек очень сдержанный, никогда грубого слова ей не сказал ни при вас, ни за вашими спинами. Но я не железный... И если однажды внутри меня рванёт, будет страшно. Не думай, что я советуюсь с тобой. Я не привык перекладывать свои проблемы на других. Сынок, заявление о разводе уже подано. Я нашёл работу в другом городе. В Костроме, где мой однокурсник открыл небольшое предприятие и рад, что я приеду помочь. Просьба к тебе первая: пойми и прости меня. Просьба вторая: поддержи маму, ведь ты остаёшься дома за мужчину...»

До отбоя Костя ни с кем не разговаривал. В горле застрял колючий ком. Он лишь слабо махал рукой, если кто-то к нему подходил. «О, девчонка изменила? Да плюнь...» - потряс его за плечо земляк и приятель Витька. Но Костя только грустно усмехнулся и покачал головой. Ночью не спалось. Оказывается, он был совсем слепой и ничего не видел. А что мог заметить? Мама и папа ни разу не поссорились открыто. Хотя... почему, например, они как бы поделили детей? В «девчоночьи дела» отец не вмешивался вообще. А Костя был словно привязан к нему. Никаких нежностей, никакого балования, капризов, слёз, лени. Но всё это без жестокости и, упаси боже, воспитательных подзатыльников. Отпуск старший Романцов проводил на севере области, где останавливался в маленькой деревушке у одного и того же старика. И лет с семи брал с собой сына. Это было лучше, чем в любой приключенческой книге. Вдвоём они уходили в тайгу. Отец научил Костю многому, начиная с того, как правильно развести и затушить - до последней искорки! - костёр. «В жизни всякое бывает, - говорил он. - И ты, мужчина, не имеешь права растеряться, струсить, сбежать. Ты должен уметь почти всё. Никогда не бросай слабого, старого, женщину и ребёнка». Это была хорошая школа, которая помогла Косте быстро привыкнуть к армейским порядкам. Даже порой коробило, когда командир ставил его в пример «размазням и разгильдяям». Честолюбием он не страдал.

А теперь, когда случилось это самое «всякое бывает», мучился и не знал, как поступить. Он не маленький мальчик, который с рыданиями начнёт хватать родителей за руки: «Не надо! Не надо!». Ответить жёстко: мол, ты сам-то сбегаешь, бросаешь женщину? Но какое у него есть право швыряться упрёками, не побывав в чужой шкуре? Дня через два стиснул волю в кулак и коротко написал: раз ты так решил - значит, тому и быть, а я тебе не судья, встретимся как-нибудь и поговорим. И думал про себя, что, может, и нет никакой катастрофы, по крайней мере, для матери, если у них давно разладилось? Может, она даже рада освобождению от надоевшего мужа? Это он, Костя, эгоист и страдает от боязни потерять отца? И ещё одно не давало покоя: разве нельзя было дождаться сына со службы, потолковать с допустимой откровенностью и расстаться по-человечески?

От матери весточка пришла позже. К удивлению Кости, она просто сухо сообщила, что отец уехал, у нас всё нормально, ждём тебя со службы. Как он хотел сейчас быть рядом, чтобы... Что? Одна надежда на сестрёнок: не дадут пасть духом.

Кое-как дотянул до демобилизации и торопил постукивающий колёсами поезд. Наталья Викторовна встретила его на перроне, и он сразу увидел, как она сдала. Похудела, глаза пустые, двигается, будто с трудом преодолевает сопротивление воздуха. Видимо, она не разлюбила, а её - да. И отцу было просто удобно считать, что жена к нему тоже равнодушна. Дома мама вяло хлопотала вокруг «солдатика», тайком, но он увидел, выпила какие-то таблетки. После ужина достала из шкафа пачку денег, сказала странно прозвучавшую фразу:

- Это тебе Дмитрий Алексеевич просил передать. На расходы, пока не устроишься куда-нибудь.

Костя впервые услышал, как она назвала пусть бывшего, но мужа по имени-отчеству, будто совершенно постороннего человека. Он покрутил пачку в руках и отдал обратно:

- Я сам заработаю. А эти... ну, пусть лежат, пригодятся на чёрный день.

Приехали с работы Даша с Машей, налетели, расцеловали, заахали: так переживали, что не отпустили с работы на вокзал, мамуле-то целых три дня дали. Стало повеселее, но от Кости не укрылось: они разговаривали с мамой, как врач с пациентом, у которого не хотят отнимать веру в выздоровление, хотя сами в этом сильно сомневаются. Потом, когда Наталья Викторовна уже легла спать, Даша в кухне с открытой злостью сказала:

- Ненавижу его! Мама вон гаснет и гаснет...

Маша, опустив голову, что-то чертила пальцем на столе. Костя невольно проследил взглядом - это было слово «гад».

И Костя понял, что надо действовать немедленно. Расшевелить, заставить поверить, что уход отца - не конец жизни. Утром он за завтраком предложил:

- Давайте устроим дома переворот.

- Это как? - в голос спросили Даша с Машей.

- Нет, мы не будем ставить мебель вверх тормашками, - Костя загадочно улыбнулся. - Мы сделаем всё по-новому. Переклеим обои, поменяем линолеум, переставим шкафы-столы-диваны. Потерпим чуток. Зато красотища будет!

- Ой, грязь, то-сё...

- Я всё сказал, - Костя легонько рубанул ладонью по столу. - Кто в доме хозяин, а? Мама, вот те денежки и потратим. После обеда поедем с тобой в торговый центр, выберем материалы.

- А мы?! - сёстры возмущённо уставились на него.

- Да кто против вас? Для своей комнаты - ищите сами. Но ждать не буду.

Наталья Викторовна ходила по огромному залу магазина и без интереса смотрела на бесконечные обойные рулоны. Но Костя был начеку, не давая покоя, спрашивал:

- А эти, мам? В кухню? И линолеум под цвет подберём, да?

Он просто по-детски обрадовался, когда она наконец показала сама:

- Вот... Симпатичные.

Через три дня, когда необходимое было большей частью доставлено, Костя нашёл по объявлению трёх молодых ребят, которые не слишком дорого ремонтировали квартиры.

- Парни, работать быстро и без дураков, - сказал строго. - Я про-контролирую.

Парни не возразили. Да и хозяин лишний раз под руку не лез. Разные обрезки и мусор выносили каждый вечер, а Костя наспех протирал полы к приходу матери и сестёр с работы. И он возликовал, когда услышал, как Наталья Викторовна тихонько напевает, помешивая в кастрюле суп. Но виду не подал. Спустя три недели рассчитался с бригадой. Денег на всё про всё едва хватило. Еле уложился.

- Ты же себе ничего и не купил, - посетовала Наталья Викторовна.

- Мне вряд ли что и понадобится, - ответил Костя. - Я снова буду в форме. Устраиваюсь на службу во вневедомственную охрану. - И подмигнул сестрёнкам: - Осталось вас замуж сплавить...

- Если найдутся такие деловые, как ты, мы не против, - рассмеялись они.

Наталья Викторовна забыла о таблетках, повеселела, достала из шкафа заброшенную вышивку бисером, а как-то не выдержала и призналась:

- Сынок, ты спас меня. Спасибо тебе.

Костя напрягся. Он как раз собрался сказать ей, что в отпуск хочет съездить к отцу. Адрес был: Дмитрий Алексеевич прислал к дню рождения дочерей «сладкий подарок», но его отдали соседским ребятишкам.

- Хочу всё-таки встретиться с ним, мама, есть вопросы, - решился он.

- Соскучился? - тихо спросила Наталья Викторовна. - Что ж... ты ведь так его любил. А может, и любишь.

В вагоне Костя без конца пил чай, почти не отрываясь от летящего за окном пейзажа и не замечая других пассажиров. Он то жалел, что затеял эту поездку, то представлял, как на такси доберётся до нужного дома, позвонит в дверь, а потом картинка никак не хотела ясно вырисовываться. Будь что будет.

Почти на автопилоте сел в машину к первому же водителю, почувствовал даже проблеск радости, но, когда оказался возле новенькой двенадцатиэтажки, желание увидеть этого, наверное, по-своему несчастливого человека пропало. Он сел на лавочку поодаль от подъезда, огляделся. На площадке галдели дети, молодые мамаши с колясками гуляли по широкой дорожке. И тут стукнула металлом дверь. Костя не сразу поверил глазам, однако этот мужчина в джинсах и курточке, в возрасте, но моложавый и бодрый, слишком напоминал отца, чтобы ошибиться. Он бережно поддерживал под руку беременную женщину, помогая сойти с крыльца.

- Осторожнее, бога ради, - ласково сказал уже совершенно ясно кто, потому что голос Костя перепутать не мог.

«А ты молодцом, папа!» - криво усмехнулся, глядя вслед паре, потом вздохнул, посмотрел на часы и попросил проходившую мимо старушку:

- Подскажите, как добраться до вокзала...

Материал опубликован в газете «Ваш ОРЕОЛ» № 19(956) от 10 мая 2017 г.

Самое актуальное в рубрике: Так и живём

Больше интересного в жанре: Статьи