«А мой папа знает правду?»

Мало того что Аркадий Петрович вернулся вечером домой раньше: обычно его ждали часам к девяти с горячим ужином и желанием рассказать, что у кого интересного случилось за день. Он же не вошёл - буквально вломился в квартиру, швырнул на тумбочку портфель с деловыми бумагами, над которым трясся, как молодая мамаша с младенцем, и никому не разрешал даже пальцем притронуться. Швырнул и, не сняв ботинки, устремился в спальню, где стоял шкаф с одеждой.

- Лена! - позвал громко и почти раздражённо. - Ты где? Иди сюда скорее!

- Я здесь, - ответила за его спиной Елена Антоновна. - Свежую рубашку ищешь по поводу внезапного визита иностранных инвесторов?

- Мне не до шуток, - излишне резко сказал Аркадий Петрович, и она растерялась и встревожилась, увидев какую-то странную гримасу, превратившую знакомое лицо в страшноватую маску.

У Елены Антоновны оборвалось сердце: неужели что-то со свекровью, которая жила в другом городе и частенько хворала? Но услышала совсем другое:

- Володя погиб... - он сморщился, но взял себя в руки. - Не верится никак... Найди мне рубаху потемнее. Поеду к Эле. Сама понимаешь, ей одной сейчас... Помочь, наверное, надо.

- Да что с ним стряслось?

- Толком и не знаю.

- Может, хоть чаю попьёшь?

- Какой чай?! Потом, всё потом...

Быстро переодевшись, Аркадий Петрович уже из прихожей крикнул:

- Портфель убери на место!

Он и не заметил дочь, которая стояла в дверях своей комнаты и с недоумением наблюдала за отцом. Такой всегда выдержанный и весёлый, папа показался даже неприятным в своей суетливой поспешности. Он же сам не раз говорил: «Торопись медленно».

На кухне Маша легонько коснулась плеча матери:

- Мам, а что это с ним?

Елена Антоновна, не отводя взгляд от окна, чуть повернула голову:

- У папы умер старый друг. Возможно, ты его помнишь. Дядя Володя Бобров.

У Маши сразу испортилось настроение. Сидя за столом, она машинально взяла из вазочки конфету, развернула, покрутила в пальцах и завернула в тот же блестящий фантик, глядя в напряжённую спину матери, опять сверлящую глазами оконное стекло. Она не могла просто так уйти к себе - и не представляла, что надо говорить в таком случае.

- Если это папин друг, мы с тобой... тоже пойдём на похороны?

- Ты к экзамену подготовилась? - неожиданно сухо спросила мама.

- Да, - сердиться на такой тон сегодня было бы неправильно.

- Ну, включи телевизор, книгу почитай. Займись чем-нибудь, в конце концов!

Наверное, хочет побыть одна. Маша молча подчинилась, но смотреть телек не стала: скукота. Глянула с недоверием на томик Набокова на письменном столе. Недоверием к себе. Вряд ли получится одолеть и страницу. До своих восемнадцати лет Маша ни разу не бывала на похоронах. Нет, конечно, видела. Двор большой - три девятиэтажки. Они, ребятня, носились по вытоптанной площадке. Мальчишки с воплями гоняли грязный мячик, девочки пытались играть в бадминтон. Но всё равно замечали, как у одного из подъездов начинали вдруг собираться люди, стягивались окрестные бабульки, оставив в покое их, «малолетних хулиганов». Потом из маленького автобуса выходили дядьки со сверкающими трубами и большим барабаном. Маша настораживалась и по шажку отступала от подружек. Но когда из «того» подъезда выносили табуретки и ставили их прямо на асфальт, она разворачивалась и опрометью летела домой. Лихорадочно стучала в дверь, оттесняла открывшую маму, мчалась в комнату и падала на диван, закрыв голову подушкой.

- И что за злодей обидел мою дочь? - склонялась над ней мама.

- Там гроб! - сдавленно шептала Маша.

Мама ничего не говорила, только поглаживала по спине. В этот день Маша на улицу больше не просилась. Да, потом она подросла и уже не бежала во внезапной панике, а просто старалась поскорее миновать стороной пугающее зрелище. В её семье никто за это время не умер. Бабушки и дедушки, правда, жили далековато, но накануне каникул обязательно зазывали к себе: «На всё лето, Марья, слышишь?». У бабуленьки Таси, вообще-то, иногда схватывало сердце, однако дед ухаживал за ней так старательно, что она даже ворчала на него.

Что же такое произошло с дядей Володей? Да, Маша помнила его, хоть и уже не совсем ясно. Давным-давно они ездили к Бобровым на праздники. Папы-мамы сидели за большим столом, ели, пили из красивых бокалов, а детям, ей и Вадьке, ставили расписные детские тарелочки и кружки на столик журнальный. Вот только играть с Вадькой было неинтересно. Бегать, стрелять, убивать и быть убитой не хотелось. Тогда дядя Володя давал ей огромную стопку разных журналов, а сыну шутливо грозил пальцем: не мешай. А если Бобровы бывали у них, Вадька скучал, ныл и с отвращением лепил из Машиного пластилина каких-то чудовищ. И у взрослых, видимо, что-то разладилось. Сам дядя Володя иной раз забегал, приносил неизменную плитку шоколада. Он ей очень нравился: высоченный-широченный, голос, как гром в небе, а сам добрый-добрый. Даже подумать невозможно, что его больше нет.

Маша уже легла, но ещё не спала, когда вернулся отец. Её комнату отделяла от кухни тонкая стена - и если прислушаться, можно понять, о чём там говорят.

- Не верится, что это несчастный случай, - волновался Аркадий Петрович. - Володя же умел в полной темноте мигом разобрать-собрать автомат. А уж пистолет свой знал до царапинки на рукоятке. И надо же: решил почистить и смазать, а он сам в него выстрелил. Ерунда какая-то. Но, ёлки-палки, всякое бывает, да?

Мама, к сожалению, отвечала слишком тихо.

Маше припомнилось, как носился вокруг стола Вадька с пластмассовым ружьём и кричал: «Падайте!», но лишь один дядя Володя подыгрывал ему и, закрыв глаза, откидывался на спинку стула...

На маленькой машине Елена Антоновна аккуратно зарулила на стоянку у зала ритуальных обрядов, кивнула дочери: не трусь. Собравшись с духом, Маша шагнула за ней следом в полутёмное и довольно просторное помещение. Кто-то у входа сунул ей зажжённую свечу. Лицо у дяди Володи было строгим и каким-то очень молодым. Священник с седыми волосами и бородой не очень внятно читал молитвы. Через несколько минут Маша почувствовала, что страх покидает её. Сзади приблизился Аркадий Петрович и что-то шепнул Елене Антоновне. У самого гроба стояла красивая женщина в чёрном. Ну да, это тётя Эля. Она не плакала. Будто окаменела. А рядом с ней длинный парень с короткой стрижкой в тёмной курточке. Вадька, то есть уже Вадим, догадалась Маша. Вадим, наверное откликаясь на пристальный взгляд, повернул голову, внимательно посмотрел на Машу и чуть-чуть дрогнул губами.

После кладбища все поехали в какое-то кафе на поминки. Елена Антоновна попыталась было отказаться, но Аркадий Петрович сделал умоляющие глаза: неудобно, хоть ненадолго, а надо. За столом Маша и Вадим оказались рядом. Он пил вино, а дочери Елена Антоновна налила компот, как и себе, - за рулём же. Спустя время, когда в зале поднялся гул голосов, Вадим дотронулся до руки Маши и кивнул на дверь. Они вышли на широкое крыльцо и встали у перил в дальнем конце.

- Не узнала сразу? - грустно усмехнулся Вадим. - Давно не виделись. Не думал, что встретимся... вот так.

Маша сочувствующе молча погладила его по плечу.

- Не хотел говорить тебе, но скажу. На всякий случай, - он почти шептал. - Думаешь, почему батяня прекратил все эти наши вечеринки? Ревновал мою маму к твоему папе. Они же вместе её когда-то обхаживали. Ну, вот он и боялся, как бы чего не вышло. Женился - и всё равно боялся.

- Что ты говоришь? Ты выпил, Вадик, - Маша покачала головой.

- Выпил. И что? Они ссорились так, будто меня в квартире нет. Отец прямо из себя выходил, ну, мол, жалеешь, что меня выбрала, по Аркашке всё сохнешь. Крик, слёзы, то-сё... А неделю назад мама сгоряча сказала ему, что зря за него замуж вышла. В общем, я думаю, он застрелился. Просто не стали, так сказать, обострять, проблемы делать. Сама знаешь, как у нас к этому относятся.

- А мой папа знает правду?

- Не стоит. Мы с мамой уже решили, что уедем из города. Твой папахен, я заметил, как-то этак больше, чем надо, суетился с похоронами. Нет, не радовался, а... как бы тебе сказать?.. успокоился, что ли. Деловой такой был, распоряжался... Вот за каким чёртом они на праздники собирались? Проверяли друг друга.

- Зачем ты мне всё это рассказал?

- Чтобы ты свою мать поберегла. Она-то точно не виновата. И, мне кажется, уже догадалась о чём-то. Ни разу сегодня к моей не подошла. Ей здесь плохо, так что вы езжайте, не мучайтесь. Я тут присмотрю... за кем надо.

- Я устала, - сказала Маша Елене Антоновне. - Хочу домой.

- А я ещё побуду, - отказался ехать Аркадий Петрович. - Мало ли... помочь чего Эле. Мы ж друзья... - он пьяненько улыбнулся.

Глядя на ярко вспыхнувший красный глаз светофора, Маша спросила:

- Мама, как ты думаешь, ему страшно было умирать?

- Разве можно это знать?

- А я думаю, что дяде Володе страшнее было жить.

- Ты о чём?

- Да так... Смотри, зелёный!

Елена Антоновна, пожав плечами, плавно тронула машину...

Материал опубликован в газете «Ваш ОРЕОЛ» № 26(963) от 28 июня 2017 г.

Самое актуальное в рубрике: Так и живём

Больше интересного в жанре: Статьи