«За каким чёртом нам другая?»

- Мама! У бабушки больше нет ноги!

От этого истошного, на грани истерики крика Инна вздрогнула и захлопнула толстенную книгу, забыв положить меж страницами закладку. Надо же, так зачиталась, что не заметила, как Леська открыла дверь. Молча вглядываясь из солнечной комнаты в полутьму прихожей, она слышала лишь её сбивчивое дыхание. И наконец, кое-как сколупнув кедики в цветочек, шестнадцатилетняя дылда в коротеньких джинсовых шортиках и белой футболке ввалилась так стремительно, что чудом не переломала ноги: она с ними и так-то еле справлялась. И уставилась на мать, вытаращив глаза.

- Что ты сказала?

- Не поняла, что ли? - с какой-то злой слезой в голосе воскликнула единственная и горячо любимая дочь. - Повторяю для глухих: у бабушки! нет! ноги! Ей её отрезали...

- Ой, боже мой, - потрясла головой Инна, пытаясь собраться с мыслями. – Зинаида Ивановна в аварию попала?

Видимо, не уловив в её тоне ни ужаса, ни сострадания, Леська бурно разрыдалась, бормоча между всхлипами:

- Я знаю... ты её... ненавидишь... а она... хорошая... и без ноги-и..

Инна с трудом усадила Леську на диван, примостилась рядом, обняла, мягко заговорила:

- Олесь, ну что же плакать-то так, а? Живут люди и без ног, и без рук, привыкают, приспосабливаются. Нет ведь никакой трагедии.

Но дочь, шмыгая носом, непримиримо и резко отодвинулась, угловатым нырком выскользнула. Похлюпала ещё. Инна подала ей платочек, случившийся в кармане домашней лёгкой блузы. Леська выдернула его у матери, повозила по щекам и посмотрела пронзительно и даже как-то по-взрослому взыскующе, а потом - хрипловато после слёз - сказала:

- Почему ты такая злая? Тебе бабушку Зину и не жалко совсем. Ты что, не человек? - и передразнила: «Живут люди...». А мне всё равно, как другие живут. - И мрачно насупилась.

- Так что случилось с Зинаидой Ивановной? - стараясь не сфальшивить ни нотой, спросила Инна: у подростков на тысячи нюансов интонации слух просто потрясающий.

Леська недоверчиво фыркнула: ага, будто тебе это интересно, но внутри у неё всё кипело и рвалось на волю.

- Ни в какую аварию бабушка не попала. Я тебе уже сколько раз говорила, что у неё стали ноги болеть, она даже с палочкой ходила, а теперь вот... - она опять скривила хорошенькую мордашку. - А ты меня не слушала или забыла!

Инна вздохнула. Да, она действительно забыла, если и были об этом разговоры. Точнее, память попросту распорядилась сама, вытеснив их как ненужные или неприятные.

- Она где сейчас? В больнице?

- А где же ещё?! Я сегодня была там. Меня даже в палату пустили. У бабушки такое лицо, мам, прямо обплачешься. Но я нет, нельзя её сильнее расстраивать. Врач мне сказал, будто я тупая. Как же мы с ней на прогулку в парк ходить будем?

- Леся, ей сделают протез или удобные костыли. Можно и на специальной коляске возить. Жизнь-то не кончилась, правда? Бабушка не одна в городе. Ну, и мы ей поможем, если что надо будет, - последняя фраза, если честно, далась с трудом - единственно, чтоб успокоить дочь.

- И ты поможешь? - в Леськиных глазах было столько надежды, что пришлось очень серьёзно ответить:

- Обязательно. А пока... давай-ка ужинать.

Уже позже, снова взявшись за книгу, Инна поняла, что сюжет больше не увлекает её. Попробовала представить, как довольно высокая и грузная Зинаида Ивановна передвигается на костылях. Это из чего ж они должны быть сделаны, чтобы выдержать такой вес? Впрочем, в наш век всяких разных технологий... Краем уха услышала, как у Леськи, пристроившейся в кресле с журнальчиком, затренькал мобильник, с которым она, по общепринятой традиции, не расставалась, кажется, ни на минуту. Глянув на экранчик, дочь выскочила в коридор. «Тайны девичьей души», - усмехнулась Инна. Глупая девчонка, зачем что-то скрывать от матери? Но, наверное, таковы неотменяемые законы взросления. И один из них: родители вообще ничего не понимают, потому что «прошлые люди». Вспомнить хоть себя в старших

классах. И всё-таки интересно, кто ей звонит. Мальчик?

- Папа, привет! - отчётливый полушёпот был вполне доступен. - Папа, мне так жалко бабулю. А тебе? Да, хорошо, завтра вместе к ней поедем. Ты меня из дома заберёшь? Не сможешь? У-у-у... Ладно, тогда жди на крыльце больницы. В пять. Не-не, я не опоздаю! Пока!

Инна едва не перекрестилась от облегчения: ещё Ельцова тут не хватало с его вечно постной миной. Или это он такую маску напяливает, когда сюда входит? Слава богу, изредка. Леська любит, чтобы папа приезжал за ней на машине. Инна в окно подшпионила пару раз, с каким гордым и сияющим видом она садится в пусть и не самую престижную иномарку, а папаня придерживает ей дверцу. Обрыдаться от умиления... Наверное, дочура в этот момент чувствует себя юной прекрасной леди - и зломыслить по поводу «картинки во дворе» не очень-то красиво.

С Виктором они развелись, когда Леське было восемь. Без взаимных обвинений, скандалов, смакования обид и дотошной делёжки ложек-вилок, сопровождающих этот ставший обычным делом в современном мире «гражданский акт». Стыдно признаться сейчас: как можно было принять за любовь, ну, скажем, простое человеческое расположение? Инна защитила диплом и пришла в школу учителем русского языка и литературы. Виктор уже года четыре преподавал там математику. Скорее всего, она, свежая и весёлая, показалась ему весьма привлекательной на фоне уже знакомых и не таких уж молодых лиц. А ей нравилось, что Ельцов умел любую ситуацию, густо замешанную на эмоциях, сухо и логично разложить по мельчайшим косточкам, отсеять лишнее и решить, как уравнение.

Только не всё было ему подвластно, не всё охотно укладывалось в жёсткие рамки его науки. Именно стремление к рациональности и стало спустя годы раздражать Инну до внутреннего бешенства. Однажды всё-таки прорвалось. И пошло-поехало-поползло безобразной кашей, как картонная коробка под сильным дождём. Они охладели друг к другу, но ещё держались: дочка же растёт. А потом Инна прямо ему сказала, что надо, милый Витя, расставаться, иначе придётся - попробуй представить! - стать актёрами самого высокого класса, чтобы изо дня в день играть перед Олесей спектакль о дружной семье, теперь уже почти невыносимый. Он что-то прикинул в уме, видимо, просчитал варианты дальнейшей жизни и согласился. После развода оба покинули свою школу во избежание пересудов и неизбежного острого любопытства коллег, в основном женского пола. Инна перевелась в другую, Виктор личными планами с ней не поделился: зачем?

Зинаиде Ивановне, дражайшей свекрови, она не приглянулась сразу. Уж как уломал её смириться Виктор - неизвестно. Зинаида Ивановна и Инна были из совершенно разного теста. Инна всегда терялась перед этой мощной тёткой, поблёскивающей золотыми коронками и ценящей лишь то, что можно подержать в руках. От любимой фразы Зинаиды Ивановны: «Это вещь!» - физически тошнило, хотя всё было объяснимо: свекровь всю жизнь проработала в советской торговле и вполне удачно вписалась в рыночную. Инна терпела, пока она не заявила ей без всякой пощады:

- Вот прямо ненавижу этих... с книжками. Все твои Пушкины и... как там... Гоголи - чушь собачья. На что жизнь убиваешь? Детям ерунду в башки вдалбливаешь!

Короче, бросай школу, поступай в торговый институт, на заочку, а я тебя в хорошее место устрою. Есть связи! - и ухмыльнулась победно.

Инна покрылась красными пятнами. Открыла и закрыла рот, не будучи в силах ничего на это ответить. Виктор встрял:

- Мама, она совсем другая. Ну, ты понимаешь?

- Так за каким чёртом нам другая в семье? - смерила его холодным взглядом мать. - Приволок, так

молчи уж!

Сейчас Ельцов уже снова женат, типа бизнесмен, компьютеры, что ли, продаёт. Инна не особо следила за его судьбой. Но что есть, то есть: дочь он не забросил. И с Зинаидой Ивановной у внучки случилась прямо дружба-любовь. Инна скрепя сердце слушала рассказы Леськи после её гостеваний у бабушки. С горящими глазами она расписывала, какая у неё шикарная квартира, какую дублёнку купила баба Зина, какие колечки-серёжки - гора прямо, гора, мам! - показала. И ушки Лесечке прокололи, пообещали золотые «капельки», а пока вдели свои «сердечки»: ну, посмотри, посмотри! Инна сдержанно хвалила. А куда было деваться?

Это потом Леська чутко уловила, что нет маме никакой радости от подарков Зинаиды Ивановны, да и вообще само имя бабули нагоняет тень на её лицо. Но вопросов задавать не стала: у взрослых свои проблемы.

Однако теперь сводка поступала регулярно, хоть и скупо: бабе Зине стало лучше, баба Зина пробует ходить с костылями, бабу Зину выписали домой. Но последняя новость повергла в лёгкую панику:

- Баба Зина очень просит тебя приехать к ней.

- Меня?!

Укоризненный и вроде со слезой взгляд вынудил нехотя

согласиться.

Леська уверенно своим ключом открыла дверь бабушкиной квартиры. Хозяйка, ещё больше расплывшаяся, сидела в широком кресле, протянула руки к внучке, нежно поцеловала в щёку. Инна почувствовала укол ревности.

- Ты уж не сердись на меня, Инночка, - сказала Зинаида Ивановна трагическим голосом. - Всякое бывает. Я не разобралась в тебе тогда. Видишь, какая стала... Ничего не могу сама. Лесечке не справиться. Вот ванну принять надо, помыться, а как?

- А ваша новая невестка где же?

- Да-а... у неё ногти. Бешеные деньги на маникюр тратит. Я думаю, не хочет с калекой возиться.

- Мама, ты обещала помочь! - напомнила Леська.

Инна помолчала и сказала:

- Иди готовь воду. Большое полотенце где лежит? 

Материал опубликован в газете «Ваш ОРЕОЛ» № 32 (969) от 9 августа 2017 г.

Самое актуальное в рубрике: Так и живём

Больше интересного в жанре: Спецпроекты