«Матери хранили первую кровь дочерей, чтобы в будущем те могли управлять мужьями» - писатель Наталья Серегина об эволюции отношения к месячным

Наталья, в книге «Интимная Русь» вы исследуете то, о чем традиционно не принято говорить вслух, — менструацию и отношение к ней в разных культурах. Почему именно эта тема показалась вам важной?

— Мы с моим соавтором Надеждой Адамович хотели показать, как глубоко в культуру вшиты табу, связанные с женским телом. Эта тема остается запретной даже сегодня, хотя прошло уже столько веков. Самый простой пример — язык. В мире существует около пяти тысяч эвфемизмов для обозначения менструации. У нас — «эти дни», «гости», «критические дни». В Германии говорят «красная армия», в Испании — «твои дьяволы», в Англии — «акулья неделя», в Китае — «пришла тетушка». Казалось бы, разные контексты и культуры, но везде одно: нежелание произнести слово прямо.

Если углубиться в историю, видно, что отношение к месячным всегда было связано с культурным кодом общества. В Древнем Китае женщина в эти дни ставила на лицо красную точку — знак того, что она «нечиста» и должна держаться в стороне. В Индии и Непале женщин отправляли в отдельные хижины за деревней, где они проводили весь период менструации. Вместе с ними туда же уходили даже дети, включая грудных младенцев. Условия были чудовищные: глиняные домики, антисанитария, опасность нападения животных. Мужчины не имели права помочь, потому что считалось: любая связь с «нечистой» женщиной принесет беду всей семье. В Тибете и вовсе бытовало убеждение, что менструирующая девушка — воплощение богини Кали, грозной и разрушительной.

Совсем иначе было в Древнем Египте. Там менструацию считали естественной частью жизни, и даже верили, что мужчины переживают нечто подобное. Сегодня исследователи предполагают, что речь шла о симптомах паразитарной болезни шистосомоз. Но важно не это, а сам факт: египтяне не видели в менструации «грязи» или «проклятия». Это воспринималось как проявление природы.

Средневековая Европа, напротив, показывает, как глубоко может зайти стигматизация. Женщину в эти дни считали одержимой демоном Лилит, а ее кровь — ядовитой субстанцией. Существовали суеверия: если женщина посмотрит на вино, оно скиснет; если на оружие — оно затупится; если прикоснется к урожаю — поля погибнут. Считалось, что ее кровь — «яд демона», из которого рождаются новые бесы. Поэтому женщину во время менструации изолировали, запрещали приближаться к церкви, а для облегчения состояния предписывали… пить красное вино и сидеть дома.

В своей книге вы утверждаете, что у славян отношение к регулам было уникальным. В чем это выражалось и как сочеталось с православными догматами?

— Важно подчеркнуть: у нас существовала двойственность. С одной стороны, в письменных источниках, созданных монахами, менструирующая женщина описывалась как «поганая», «грязная», «нечистая». Запрещалось ходить в храм, мыть иконы, входить на кладбище, участвовать в ряде хозяйственных работ. Один старый священник из Рязанской губернии прямо говорил этнографам: месячные — это наказание Еве за первородный грех. Женщинам запрещали даже носить крестик — его предписывалось снимать и класть на полочку до окончания цикла.

Отсюда и длинный список запретов. Женщина не могла солить сало, квасить капусту, ткать, стирать. Считалось, что если она возьмется за хозяйственные дела, все испортится: урожай пропадет, ткань сгниет, дети заболеют. Появился и своеобразный эвфемизм — «праздники». Женщина как бы «уходила в отпуск»: часть обязанностей с нее снималась, потому что ей «ничего нельзя».

Но в народной культуре существовало совершенно иное отношение. Если сегодня у нас «критические дни», то у предков это было время «цвета». Использовались названия «женский цвет», «цветок», «красный король». Фольклорист-славист Татьяна Агапкина указывала, что выражение «красны девки» связано не с красотой, а с самим фактом взросления: так называли девушек, у которых начались месячные, а значит, они стали готовыми к браку.

Сохранилось множество этнографических свидетельств. В селе Тырново Рязанской губернии при первых месячных девушку сажали на сани и катали по селу с возгласами: «Поспела, поспела!». Это было публичное признание ее нового статуса. Более того, существовали обычаи, когда девушка могла сама выбрать мужа. После такого «объявления» она могла забежать в любую избу и сесть там на дежу — специальную кадку. И мужчина был обязан на ней жениться.

Отдельное место занимал обряд «впрыгивания в поневу». Это юбка южнорусского костюма, собранная на поясе. В день именин мать уговаривала дочь: «Вскочи в поневу, детка». Если девушка соглашалась, она становилась невестой. Только после этого обряда ей разрешалось ходить на вечерки — аналоги современных дискотек. При первом посещении девушка должна была показать поневу со следами крови, как знак зрелости. Для современного человека это звучит дико, но для традиционной культуры это было нормой: открытый ритуал, подтверждающий взросление.

Таким образом, книжная традиция и живая деревенская практика противоречили друг другу. Для церкви месячные были «грязью», для народа — символом цветения и перехода в новый статус.

Применительно к месячным вы в книге употребляете слово «сила». Насколько буквально это понималось? Были ли практические применения у этой «женской силы»?

— Сила понималась буквально. Менструальная кровь считалась концентратом жизненной энергии. В аграрной магии использовалась вода, в которой стирали белье со следами крови: ею поливали деревья, чтобы они плодоносили. Ей обмахивали капусту от гусениц. У южных славян существовал обычай: муж, отправляясь на ярмарку, перешагивал через юбку жены на удачу. Считалось, что менструирующая или беременная женщина может остановить пожар.

Кровь использовалась и как оберег. В Сербии кусочек рубахи со следами крови давали солдату перед отправкой на войну. Но та же сила могла быть и оружием: воду после стирки использовали для наведения порчи.

Особое место занимала любовная магия. Кровь подмешивали в еду, в кофе. Считалось, что это привязывает мужчину к женщине. Матери хранили первую кровь дочерей, чтобы в будущем те могли управлять мужьями. В некоторых случаях доходило до радикальных практик: потенциального жениха угощали мясом, вымоченным в крови девушки. После этого он, по поверью, терял голову и не мог думать ни о ком другом.

Были и обереги: в Сербии кусочек ткани со следами крови клали солдату в карман, чтобы он вернулся живым. В Словении муж собирал кровь первых месячных жены, произнося слова: «Сколько капель, столько нам лет жить в согласии». Это было не «грязью», а символом жизненной силы.

Если эта сила почиталась, то как произошло ее превращение в источник стыда?

— Антрополог Клод Леви-Стросс писал, что мужчины испугались этой силы: они боялись смерти, кастрации, «быть съеденными», но прежде всего — что женщины осознают свою магическую мощь. В результате менструация стала объявляться опасной и грязной.

На Руси этот процесс шел постепенно. После отмены крепостного права люди переселялись в города и перенимали новые нормы. В советское время ситуация менялась неоднократно. В первые годы после революции, особенно в 1920-е, о месячных писали открыто: в газетах публиковались статьи, выпускались брошюры, тема становилась частью дискуссии о женской эмансипации. Но уже в послевоенные годы акцент сместился: женщину стали воспринимать прежде всего как мать, «инкубатор» для восполнения человеческих потерь.

В хрущевские времена тема постепенно ушла из публичного пространства. В эти годы в стране сложилась установка: об этом «неприлично» говорить открыто, это можно обсуждать только в узком кругу. Женщина в пропаганде представлялась прежде всего труженицей и матерью, но не живым телом с физиологией.

При Брежневе табу закрепилось окончательно. С 60-х до 80-х годов менструация стала абсолютно закрытой темой: о ней перестали писать, обсуждать даже в школах. Девочки получали информацию только от матерей, и то в приватных разговорах. Это уже было сознательное конструирование стыда, созданное системой, в которой все «телесное» вытеснялось в тень.

И в 90-е годы, когда казалось, рушатся все запреты, этот барьер тоже не исчез. Когда один из западных брендов показал в рекламе красную жидкость вместо синей, ролик не пустили на ТВ, он остался только в интернете для «разговоров между девочками». Общество все еще не готово принять то, что веками считалось позорным и опасным.

Еще больше оперативных новостей о ситуации в Омской области и России мы публикуем в нашем Телеграм-канале по ссылке и в канале Max по ссылке. Подписывайтесь, чтобы оставаться в курсе событий.

Самое актуальное в рубрике: Общество

Больше интересного в жанре: Статьи