Дмитрий Алексеев Виктору Шкуренко: «Если население не будет чувствовать себя хорошо, нас с вами поднимут на вилы, невзирая на либеральные взгляды, которыми мы так гордимся»

Дмитрий, мы оба выступали на бизнес-форуме в Омске. Признаюсь, я был в восторге, когда узнал, что вы согласились в нем участвовать. К нам редко приезжают люди такого уровня...

— Господи, какого еще уровня? Я к вам из провинции приехал. (Смеются.) Мне, кстати, вас тоже интересно было послушать...

А как организаторам удалось уговорить вас приехать в Омск?

— Я по Сибири немало поездил, но в Омске пока бывать не приходилось. Хотя давно мечтал кое-что сделать (впоследствии выяснилось, что Дмитрий Алексеев — поклонник творчества Егора Летова, и он воспользовался приглашением омских организаторов, чтобы сфотографироваться у дома рок-музыканта. — «НО»).

Заодно, наверное, и омские магазины свои посмотрели?

— Да, походил немного, посмотрел, с ребятами пообщался. Но сейчас контролем торговых точек уже особо не увлекаюсь.

Это понятно — у вас 1,5 тыс. точек по всей стране, сложно обойти все. У меня пока только 170 магазинов разного формата.

— И вы были во всех регионах, где они есть?

Во всех кроме двух, где только недавно открыли магазины. Для меня это хобби. Я сажусь в машину и поехал… Ваша компания же входит в десятку федеральных сетей с самым высоким оборотом?

— Мы уже года три в этой десятке. Давно обогнали «Эльдорадо», в прошлом году сравнялись с «М-Видео». В совокупности они нас, конечно, существенно обходят, но мы ко всему этому относимся с юмором.

Неужели нет амбиций стать первыми?

— Мои амбиции не упираются в то, чтобы непременно занять первую строчку рейтинга. Какая разница — первые мы в этом списке или 11-е? Вот в последнем рейтинге всех обогнала компания «Красное&Белое». Они взяли хороший темп, у них особая бизнес-модель, обороты ежегодно растут до 60 %. С ними трудно тягаться.

Выручка в ваших магазинах сильно отличается в зависимости от города?

— Нет, разница несущественна. Это в принципе характерно для всего российского ритейла. Обычно отличаются лишь показатели по Москве, в остальных регионах все примерно на одном уровне.

Вы же начали развивать бизнес с Владивостока и постепенно шли в западную часть страны. В Москву пришли позже, чем ваши конкуренты?

— Да мы в Москву так толком и не пришли — нас там особо никто не ждет. (Смеется.) В столице и без нас все хорошо. В Москве у нас, конечно, есть магазины. Но мы прекрасно понимаем, что там совершенно другая жизнь, иной покупатель, под которого нужно подстраиваться. В столице есть свои игроки, там тот же «М-Видео» чувствует себя хорошо.

Как я понимаю, географический путь расширения DNS — с востока на запад — оказался для вас выигрышным, ведь все другие крупные ритейлеры шли в обратном направлении — из Москвы в регионы. И пока они были в пути, вы уже захватили территории за Уралом. То есть у вас была колоссальнейшая фора.

— Да, и мы ею просто воспользовались. (С улыбкой.)

Это круто — вы подаете пример другим предпринимателям, показываете, что можно жить во Владивостоке и создать федеральную компанию. В Москву не собираетесь перерегистрироваться?

— Нет.

И понятно почему —издержки во Владивостоке значительно ниже, чем в Москве...

— Да, но плюс Владивостока не только в этом. В Москве, в отличие от нашего города, помимо работы есть куча прекрасных занятий. Я бываю в столице пару раз в год, и куда ни приду — везде какие-то конференции, презентации, встречи, люди тусуются, и, кажется, совсем не работают. Смотрю на москвичей и удивляюсь — когда они успевают заниматься делом в этой чехарде мероприятий? У нас в городе такого количества тусовок нет. Только самый решительно настроенный московский горлопан сможет долететь до Владивостока. (Смеются.) И если уж ты прилетел к нам, то работай, а не беспокой по пустякам. В общем, мне очень нравится, что у нас все выстроено так четко, по-деловому.

Вдобавок мы даже чисто физически не смогли бы сейчас перевести в Москву офис из Владивостока — у нас там работает около 500 человек. Переезжать — только над людьми издеваться. Наша задача не уезжать туда, где хорошо, а сделать, чтобы было хорошо там, где мы живем.

Инвестируете в какие-то городские проекты во Владивостоке?

— (С улыбкой.) Да так, пытаемся. Возникла одна светлая мысль о городе-саде.

А на вас сказывается тот факт, что реальные доходы населения не увеличиваются, а падают?

— У нас бизнес ощутимо зависит от сезона. Сейчас ждем предновогоднего всплеска. В декабре обороты обычно удваиваются. А что касается снижения доходов у населения… Пока никак не сказывается. И рынок, и обороты до сих пор растут, причем довольно стабильно. Похоже, в современном мире товаром первой необходимости уже является не еда...

(Со смехом.) А телефон.

— Ну. Ты отказываешься от более дорогого вина, переходишь на пиво, и это сразу дает тебе 10% экономии на потребительской корзине. Никто же не знает, что ты там дома ешь и пьешь — рассказывать о своих гастрономических предпочтениях можно все что угодно. А вот с телефоном другая история — его не спрячешь как дешевое пиво, его все время приходится доставать, демонстрировать.

Поэтому и у студента, и у директора крупной компании сейчас может быть одна и та же модель смартфона (Улыбаются.)… В вашей компании интересная структура — сразу 10 собственников. Думаю, это уникальный для страны случай. В Омске есть холдинг «Музыка и кино», которым управляют 6 человек, и меня всегда удивляло, как они уживаются. Вас же еще больше. Как вам удается сосуществовать?

— (С улыбкой.) А у нас нет выхода. Все 10 человек — это менеджмент, с которым мы давно работаем и дружим.

Я правильно понимаю, что лично вы выступаете в этой десятке в качестве интегратора?

— Да, функции штатного психотерапевта в основном выполняю я. (Смеются.)

Алексей, вы выглядите достаточно спокойным человеком.

— Это только сейчас. (Смеется.) Но роли у нас постоянно меняются.

Вы, наверное, стали для Владивостока тем же, кем Галицкий является для Краснодара (Сергей, основатель сети магазинов «Магнит». — «НО»)? Вас узнают на улицах?

— Когда я начал играть более-менее активную роль, стали узнавать. Но если бы некоторое время назад о нас не написал Forbes, многие жители Владивостока, думаю, до сих пор бы не догадывались, насколько большая у нас компания. Хотя, многие и сейчас не знают этого. (Улыбается.) А в Омске бизнесменов узнают на улице?

Не могу говорить за других, но меня даже старушки знают. Я к этому нормально отношусь. Когда ты входишь в топ лидеров по выручке, то в любом случае о тебе будут говорить. И у тебя есть два пути — либо стать публичным открытым руководителем, либо превратиться в закрытую непубличную компанию. Но во второй модели есть свои недостатки.

— Да, я тоже считаю, что лучше самим рассказывать о себе. Собственно поэтому и приходится общаться с журналистами. (С улыбкой.)

Со времен Чичваркина (Евгения, экс-владельца «Евросети», в свое время незаконно обвиненного в контрабанде мобильных телефонов. — «НО») рынок цифровой техники успел радикально измениться, «обелиться»?

— Года три назад произошло окончательное «обеление» таможни, крупного бизнеса. И это совершенно логично —большие компании не могут играть в «серую». Мы, например, уже много лет платим только белые зарплаты.

А что помогло «обелению» таможни?

— Для этого было несколько предпосылок. Первое — это реализация положений грефовской стратегии развития экономики. Тогда правительство дало возможность производителям монополизировать ввоз товара в страну, правообладатель мог накладывать ограничения на импорт своей продукции. С юридической точки эту операцию, пожалуй, можно считать сомнительной. Но рационально она была необходима — производители стали отвечать за ввоз продукции. Это стало началом искоренения черных и серых схем в работе таможни. Решительную же точку в процессе «обеления» бизнеса поставила все-таки не таможня. Когда Центробанк возглавила Эльвира Набиуллина было введено ряд серьезных реформ. Итогом стало введение налоговой сквозного контроля НДС. Тогда стало понятно, что контролируя потоки НДС, ты в итоге упрешься в таможню — или ты возишь товар через нее, или через какие-то окольные схемы. На мой взгляд, в итоге рынок достаточно органично подстроился под новые правила.

Когда слушаешь истории торговцев одеждой и обувью, понимаешь, что проблема до конца все-таки не решена. Но согласен, что конкретно на вашем рынке нелегалов почти не осталось. Я в том числе занимаюсь дистрибуцией бытовой техники, мы покупаем товар в Москве по совершенно белой схеме.

— Нелегалы еще есть. Но курс на уход от серых схем очевиден, потому что для бизнеса нет ничего лучше «обеления».

Переход на легальные рельсы даст толчок для внутреннего производства в самых разных отраслях или будет как с неудачной попыткой наладить в России выпуск качественного сыра?

— Мы пытались запустить собственное производство. Но электроника — высокотехнологичная сфера, требует внушительных вложений. В одиночку, тем более на Дальнем Востоке, этим заниматься невозможно. Так что пока мы выпускаем цифровую технику под собственным брендом только на аутсорсе. Вообще, я считаю, что современная экономика настолько глобальна, что было бы полным абсурдом пытаться производить абсолютно все в своей стране. Зачем выращивать бананы в России, если они отлично растут в других местах? При этом я не отрицаю, что нужно искать свою нишу, ориентироваться на перспективные направления, в которых можно быть глобальным лидером для всего мира. Перед нами в свое время стояла дилемма, что лучше — развиваться внутри Владивостока, Приморского края и заниматься всем по чуть-чуть, либо выходить на большой рынок в рамках всей страны. Вы знаете, какой путь мы выбрали.

А как к вам расположена местная власть? Наших предпринимателей все время переманивают к себе соседние регионы, где, как принято считать, созданы более благоприятные условия для бизнеса. А во Владивостоке комфортно работать?

— У нас прекрасные люди, но с властью жопа. Причем, она какая-то она беспросветная.

Я считаю себя полноценным либералом. А вы себя к кому скорее относите — к консерваторам или либералам?

— Вряд ли кто-то, находясь в здравом уме, будет отрицать либеральные ценности в их классическом виде. При этом понятно, что сводить все к либеральному максимализму так же глупо, как левый, консервативный или патриотический максимализм. Я за здравый смысл, за свободу рыночной экономики. Но это для меня не самоцель, а эффективный инструмент госуправления. Но чтобы экономика сохраняла свою эффективность, ее нужно контролировать. Идея в том, что либеральное государство должно выступать только в роли ночного сторожа, конечно, красива, но следить за процессами нужно и днем, и ночью... За последние 30 лет у нас было множество рыночных реформ, от которых выиграло далеко не все население. И это в том числе проблема для меня.

Ооо, чувство вины перед народом? Оно есть у каждого предпринимателя. (Смеется.)

— Да нет. Скорее, это рациональное чувство. Для меня экономическая стабильность — важная вещь. Я неплохо устроился в жизни, занимаюсь любимым делом, в общем, счастливчик из числа тех, кто выиграл. Но если бОльшая часть населения не будет ощущать себя в выигрышном положении, то нас с вами когда-нибудь поднимут на вилы, невзирая на либеральные взгляды, которыми мы так гордимся. (Смеются.)

Я, кстати, антипутинец и на последних президентских выборах был доверенным лицом Ксении Собчак. Впрочем, я бы поддержал и любого другого либерального кандидата. Прохоров был бы, конечно, лучше. Но получилась Собчак.

— А я за Титова голосовал.

Ну достойный выбор. Вы, наверное, знакомы?

— Да. С Путиным, кстати, лично не знаком, но подозреваю, что он тоже хороший человек. (Смеются.) Я и за Медведева в свое время голосовал...

Я тоже. Если бы на следующие президентские выборы он пошел вместо Путина, я был бы счастлив. Потому что Медведеву я очень доверяю.

— Ранний Путин тоже был прекрасен. Мы, предприниматели, помним его замечательные начинания - изменения в налоговый кодекс, благодаря которым стало возможно работать в белую, реформы таможни, лицензирования. Но на каком-то этапе эти прекрасные реформы, к сожалению, прекратились. Если бы Путин по-настоящему ушел в 2008 году, он бы остался в истории как величайший руководитель страны. Но этого не случилось. Мне жалко, что так произошло.

У меня в голове сложилась такая концепция: у главы государства должна быть одна, максимум две стратегические задачи. И если наша цель №1 — геополитика, значит мы проваливаемся в экономике. Вы согласны в этом со мной?

— Вы правы в том, что при действующей у нас в стране ручной системе управления тяжело заниматься и тем, и тем. Я не знаю, есть ли у нас какие-то выдающиеся успехи в геополитике, потому что для меня это какая-то ложная, не существующая материя.

Мы с вами, можно сказать, входим в управленческую элиту страны...

— Ох, не люблю слово «элита».

Под ним я подразумеваю людей, которые четко понимают принципы управления. Но вот я, являясь этой элитой, никак не могу понять, в чем смысл геополитики для нашего государства. Для моего бизнеса, для людей, которые у меня работают, она совершенно ничего не дает. Мне не ясно, в чем национальные интересы нашей страны. Ну да, выиграла российская сборная по хоккею, я пять минут пребываю в радости, получаю эмоции, но завтра этих эмоций уже нет.

— Структура управления в нашем государстве заточена на исполнение поручений президента, которые настолько разноплановы и обильны, что уже толком и не выполняются. Когда внимание переключается на что-то кроме поручений, система прекращает работать. Это тут же сказывается на социально-экономической политике. Наша система управления изначально не заточена на экономический рост, она призвана только поддерживать стабильность.

Я все-таки продолжаю с оптимизмом ждать роста экономики. Когда-то же мы должны будем оттолкнуться от этого дна.

— Ну если это дно, то оно довольно комфортное. (Со смехом.) Я помню, бывало и хуже.

«Хуже» для меня было временем острой боли. В 2009 году, после кризиса, я смотрел свой отчет по финансовой деятельности за первый квартал и впервые в жизни видел убытки. От ужаса чуть не потерял сознание...

— А для нас тот период, наоборот, был кайфом — компании разорялись, конкуренты закрывали магазины, освобождались площади. Многие просели, а мы, наоборот, выросли.

Вы религиозный человек?

— Нет. К религии отношусь спокойно. Мне даже в какой-то степени импонирует то, что многие люди могут найти себя в ней. Бога ради — ищите свой путь. Но я скорее доверяю науке... Во что-то я, пожалуй, могу верить. Но вряд ли в доброго бородатого мужчину. (Улыбается.) Мне кажется, что для 21 века вера в бога — это слишком староватая идея.

Согласен. Ее пора апгрейдить…

Записала Наталья Коробова

Самое актуальное в рубрике: Переход наличности со Шкуренко

Больше интересного в жанре: Интервью