Инцест по договору

Сонечка приехала в Омск из глухой деревни. Она приехала поступать в университет, и интриги с возможностью поступления никакой не было. Как это и бывает у выпускников сельских школ, у неё был такой высокий балл по ЕГЭ, что её с удовольствием взяли бы в любой престижный вуз на бюджетное место.

Девушка была сиротой - папа с мамой, отмечая какой-то праздник, отравились поддельной водкой, по дешёвке купленной в райцентре у какого-то подпольного «благодетеля». Тогда потравилось много народу - водка была замешена на метиловом спирте. О массовых отравлениях писали даже в газетах. Но всех спасли, кроме мамы и папы. Вызванная к ним скорая помощь свою помощь оказать не успела - машина застряла в осенней грязище. И хоть доктора со своим оборудованием пешим ходом добрались до искомого дома, там они застали лишь причитающую бабушку, пытающуюся успокоить Соню, и два синих трупа.

Когда Соня окончила школу, она очень страдала от мысли, что ей придётся ухаживать за бабушкой. Бабушка хоть и была ещё бодрячком, но оставлять её одну было как-то не по-человечески. Соня страдала, она даже стонала по ночам, когда представляла перспективы своего существования в «этой дыре». Но бабушка, узнав о результатах экзаменов внучки и открывающихся перед ней возможностях, сама собрала её нехитрые пожитки. Вынесла в сени и, когда Соня пыталась слабо возразить, сказала:

- Едешь в Омск, там у тебя тётка живёт, поддержит, там и поступишь куда захочешь. Вот адрес, а вот тебе на первое время.

И сунула внучке целых 50 тысяч рублей, отложенных на похороны.

Тётка Ирина Анатольевна оказалась достаточно молодой и привлекательной женщиной. Она знала о существовании Сони и, увидев её на пороге своей четырёхкомнатной квартиры, тут же стала племянницу попрекать. Мол, а что раньше проведывать не сподобилась, мол, давно хотели тебя из деревни вырвать, мол, странная у тебя родня по бабкиной линии.

Да, тётей Сонечке она была, что называется, не по крови. Дедушка женился на бабушке, когда у той уже был ребёнок - мама Сони. Дедушкин клан взбунтовался против такого выбора и с кланом бабушки отношения не поддерживал. И поэтому даже на похороны родителей Сони прямую родню деда было решено не звать.

Но, как это ни странно, Ирина Анатольевна отнеслась к Соне более чем дружелюбно.

- Никаких юдолей разврата и скорби, - сразу же пресекла она попытки племянницы устроиться в университетское общежитие. - Будешь жить у нас. Комната дочери свободна, там и разместишься.

Удивительно, но Ирина Анатольевна очень обрадовалась выбору профессии Сони. Несмотря на достаточно молодой возраст, сама она была заслуженным учителем и, хотя Соня ожидала от тётки пропаганды в сторону «великой роли педагога», та выдала на эту тему весьма парадоксальный монолог.

- Умничка, - сказала она, - не знаю, почему эти дуры, словно заговорённые, лезут в учителя и медицину. Уже через пять лет одни начинают ненавидеть детей, другие - больных. Дети - тупые и упрямые, от больных капризных старух, прости, воняет, и нужно иметь исключительное призвание, чтобы выполнять свой профессиональный долг, не обращая на это внимание. Ты тоже когда-нибудь возненавидишь свою нефть, но этой нефти на тебя будет наплевать. А ненавидящий детей и больных специалист - большего зла я не могу представить.

Муж Ирины Анатольевны был художником. Тётка познакомилась с ним в школе, где тот работал учителем рисования. Николай Андреевич окончил худграф омского педа, но, будучи направленным по распределению в школу, с амбициями не расставался. По вечерам писал картины и рассчитывал, в конце концов, зарабатывать на жизнь искусством. После женитьбы он ещё пару лет тащил лямку учителя, а когда у него наконец купили одну картину, Николай Андреевич заявил:

- Всё, ухожу в искусство, хватит драгоценное время на идиотов транжирить.

И уволился. И потребовал одну из комнат под мастерскую. И стал «творить».

Он писал пейзажи, портреты, кидался во все направления и даже пытался подражать Босху. Но за последующие три года у него не купили ни одной картины. Он отчаялся, как водится, запил, и однажды в пьяном угаре нарисовал по памяти молоденькую соседку, которой помог донести сумки. Рисунок случился на грани порнографии, Николай Андреевич сотворил его, скорее, для личного пользования, но однажды к нему в гости зашёл сокурсник, который уже продавал картины за рубежом и… тут же достал портмоне.

За «Ундину», так бесхитростно называлась картина с соседкой, Николай Андреевич, притом без всякого торга, получил сумму, сравнимую с его десятью годовыми зарплатами в школе. Ирина Анатольевна всплакнула. На вырученные деньги они объездили самые престижные музеи искусств Европы. Ирина Анатольевна, понимая, что муж поймал нужное направление, даже позволила ему приглашать домой натурщиц… Но дальше «Ундины» дело не шло. То есть он продал ещё пару её версий, но на этом продажи прекратились.

- Нет подходящей натуры, - оправдывался он перед женой и товарищами по цеху, - а выдумывать я больше не могу.

Кстати, Николай Андреевич пытался сделать предложение той самой соседке-Ундине поработать натурщицей. Но та рассказала мужу, и он так тщательно прошёлся по физиономии художника, что она по обилию и насыщенности цветов ничем не отличалась от его рабочей палитры.

И вот тогда приехала Соня.

Увидев её, Николай Андреевич даже не смог внятно поздороваться. Он понял, это - ОНА. У него пересохло в горле, в эту ночь он не смог уснуть. Тихонько пробравшись в мастерскую, Николай Андреевич рисовал, рисовал, рисовал. И уже на следующий день побежал с наброском к товарищу. Тот, только на мгновение остановив вгляд на обнажённой Соне, так же молча, как и после «Ундины», достал портмоне.

Затем был разговор с женой. Та, зайдя прибраться в мастерскую мужа, чуть не лишилась чувств. С мольбертов и даже с каждой бумажки - в совершенно безумных эротических позах - на неё смотрела её племянница. Николай Андреевич не стал оправдываться - он молча показал Ирине Анатольевне ворох иностранных денег.

- Это всего лишь искусство, - только и сказал он.

Далее события развивались стремительно. Николай Андреевич, притом в присутствии Ирины Анатольевны, показал рисунки Соне. Та покраснела.

- Это всего лишь искусство, - повторил Николай Андреевич своё

заклинание.

Соня, в смятении, посмотрела на тётку. Та, улыбнувшись, нейтрально пожала плечами. А на следующий день для ускорения результата они втроём поехали покупать Соне обновки в самый престижный магазин города.

Соня стала позировать Николаю Андреевичу обнажённой. Они старались соблюдать некие рамки приличия - происходило всё в отсутствие Ирины Анатольевны. И однажды, когда Николай Андреевич попросил Соню «изобразить страсть», всё и произошло.

С «изображением страсти» картины стали продаваться ещё лучше.

- Ты моя Гала, - шептал Соне Николай Андреевич, - я твой Сальвадор Дали.

Ирина Анатольевна предпочитала не замечать изменившееся поведение мужа и племянницы. Соня и Николай Андреевич, видя это молчаливое одобрение, заходили всё дальше. Проще говоря, Соня в своего дядю влюбилась. Николай Андреевич, выражаясь языком сопливых сериалов, просто пропал. Рассуждая о возможных претензиях жены, он думал в горячке: «Хоть слово - деньги есть, заберу Соньку, уедем - хоть одно слово».

Но никому не понять женскую душу. Ирина Анатольевна молчала. Соня училась, взгрузив все заботы по дому на свои плечи. Николай Андреевич творил, зарабатывая огромные деньги, на которые они втроём путешествовали по всему миру, посещали лучшие рестораны и одевались у знаменитых кутюрье.

Николай Андреевич зашёл слишком далеко. Однажды, когда они с Соней гуляли по набережной, он, в порыве непреодолимой нежности, стал, как подросток, целовать её в губы. Это увидела подруга Ирины Анатольевны - тоже учитель высшей категории и очень серьёзный человек. Посчитав своим долгом известить об этом коллегу, она выбрала привычный для неё формат педсовета.

К себе на квартиру она пригласила всех подруг Ирины Анатольевны (и, конечно, её), был накрыт стол (с присутствием алкоголя), но разговор, естественно, начался издалека.

Когда «педсовет» после десятка доз спиртного посчитал, что Ирина Анатольевна не так больно воспримет новость об измене мужа, очевидица эпизода на набережной начала.

- Ирочка, - тщательно потушив сигарету в хрустальной пепельнице, сказала она, - вчера я стала очевидицей безобразного поведения твоего мужа.

Ирина Анатольевна, понимая, что последует дальше, налила себе полный фужер водки.

- Он прилюдно целовался с какой-то девкой, - продолжила подруга.

Ирина Анатольевна залпом опустошила фужер.

- Не продолжай, - шумно выдохнув, сказала она, - вы сейчас вообще со стульев попадаете. Девка эта - моя племянница. И о их романе я знаю давно.

Закурив и оглядев оцепеневшую компанию доброжелательниц мутнеющим взором, Ирина Анатольевна, наконец, сорвалась:

- Да я хоть замужем, а вы разведёнками до конца дней проходите, - в слезах кричала она своим подругам. - По три кота себе уже завели, от вас на всю школу говном кошачьим воняет!

Внезапно она успокоилась. Поднялась со стула. Взяла за края скатерть и ловко стряхнула с неё всю посуду на окаменевших подруг.

- Вот, - сказала она, - что там оставалось? Икра? Сёмга? Фуагра? Порадуйте свои кошачьи семьи

деликатесами.

Самое актуальное в рубрике: Общество

Больше интересного в жанре: Так и живём